Упокой их, Господи... по частям.
В летнем парке зима, в летнем парке концерт.
Все начнется вот-вот, жаль, что зрителя нет.
И оркестр укрыт снегом, словно вата - глухим снегом,
И соната слышна едва-едва.
Голос скрипки звенит, как стекло о стекло.
И трубу не отнять от заснеженных губ.
А в каждой ноте поет лето, и с собою зовет лето,
И соната слышна едва-едва.
То взлетает, как стая оттаявших птиц.
То ложится под ноги, послушно как снег. Ни для кого...
И восторг твой в глазах нам уже не понять.
Им уже не помочь, и приходится лгать.
И я опять прохожу мимо, прохожу, и гляжу мимо.
И соната слышна едва-едва
Все начнется вот-вот, жаль, что зрителя нет.
И оркестр укрыт снегом, словно вата - глухим снегом,
И соната слышна едва-едва.
Голос скрипки звенит, как стекло о стекло.
И трубу не отнять от заснеженных губ.
А в каждой ноте поет лето, и с собою зовет лето,
И соната слышна едва-едва.
То взлетает, как стая оттаявших птиц.
То ложится под ноги, послушно как снег. Ни для кого...
И восторг твой в глазах нам уже не понять.
Им уже не помочь, и приходится лгать.
И я опять прохожу мимо, прохожу, и гляжу мимо.
И соната слышна едва-едва
А. Макаревич. "Музыка под снегом"
"Метельная пляска не даст мне вернуться назад
Отмерянный срок заискриться в песочных часах
Заложники белой дороги уходят в закат
Дыхание смерти блестит серебром в волосах
Дрожит на ветвях тишина
Ушедших в туман не вернуть
Не пей эту чашу до дна -
По зеркалу проклятый путь
Мне сниться горячая кровь на холодном снегу
Звенящая песня без промаха пущенных стрел
Кто смерти искал, того боги сто крат берегут
Бросая взамен на алтарь тех, кто выжить хотел
Я знаю дорогу свою
Не смей за меня ворожить
Я первым погибну в бою
Из страха тебя пережить
Предательской льдинкой замрёт на ресницах слеза
Всю ночь до рассвета мы будем молиться любви
Но снова забудем о главном друг другу сказать
И если я кану в туман, ты меня не зови.
Молитва замрёт на губах
Когда Смерть меня призовёт
Сотрёт память злая судьба
Оставив лишь имя твоё…"
Тэм.
Славная традиция наших с возлюбленным поэтических турниров имела продолжение. Нет, а эту квенту\ник\имя мне как называть? не еретиком же?!И имя твое, словно старая песня,
Приходит ко мне. Кто его запретит?
Кто его перескажет? Мне скучно и тесно
В этом мире уютном, где тщетно горит
В керосиновых лампах огонь Прометея -
Опаленными перьями фитилей...
Подойди же ко мне. Наклонись. Пожалей!
У меня ли на сердце пустая затея,
У меня ли на сердце полынь да песок,
Да охрипшие ветры!
Послушай, подруга,
Полюби хоть на вьюгу, на этот часок,
Я к тебе приближаюсь. Ты, может быть, с юга.
Выпускай же на волю своих лебедей, -
Красно солнышко падает в синее море
И - за пазухой прячется ножик-злодей,
И - голодной собакой шатается горе...
Если все, как раскрытые карты, я сам
На сегодня поверю - сквозь вихри разбега,
Рассыпаясь, летят по твоим волосам
Вифлеемские звезды российского снега.
Как хочешь, суть о этого не меняется.Задавая вопросы, ты жаждешь ответа.
Перемены влекут состояние бреда.
Воздаяния страх и расплатой монета –
Решка или орел?
Разрывая тело, побеждает совесть.
По твоим глазам прочитаю повесть.
Может, я сумею в одном лишь слове
Описать твою роль?
Чье-то сердце бьется как пугливая птица,
Но безумье долго не может длиться.
По краям стальные втыкаю спицы,
Глядя на образа...
От любого шага ожиданье чуда.
Копошатся мысли нелепой грудой.
Нелогичность формы обнажает утро.
Годы мчатся назад.
Ты живешь стремленьем, но боишься цели.
Собственный рассудок ставишь под сомненье.
На кольцо сознанья намотались цепи,
Снова тянут на дно.
Раскромсав на части восприятье мира,
Кучка бесталанных продает кумира.
Кинув пару строчек подаяньем лире,
Ты выходишь в окно.
Сохраняешь веру, вопреки деяньям
Остаешься прежним, несмотря на знанье.
Но тебе поможет подавить желанье
Смена ночи и дня.
Ты молчишь о том, что скрывают двери,
Говоришь лишь то, во что твердо веришь.
Отрастает шерстка, опадают перья
Впереди западня...
Затяжка.
Выдох.
Взгляд на мир
Незамутнёнными глазами:
Я Бог и Дьявол,
Злой кумир,
Я руки исчертил крестами,
Я разум преподнёс врагу,
Любил покуда был я кроток…
Отныне больше не смогу
На лесть из ваших грязных глоток
Молчать.
Затяжка.
Выдох.
Маски прочь:
Вокруг оскаленные рожи.
Я мог вам выбраться помочь…
Вас страх ли? Месть? Отныне гложет.
Мне так смешно,
Вам невдомёк,
Что вы на дне помойной ямы
Ведёте диспут.
Будет впрок.
И смерть окрасит мир огнями…
Распятья на руках чертить.
Плеваться ядом.
Сыпать мыслью…
Рвать душу.
Взвыть.
Покой ваш больше не нарушу.
где средь сплетенья веток спит стена
Ершалаима.
А ученик в кольце хмельных солдат,
закрыв глаза, отрекся от меня.
Неумолимо
с холодных стен Синая шел рассвет.
Рассвет. Да. Шел. С холодных, мертвых скал
горы Синая.
Я засыпал юнцом. Проснулся - сед.
Я вспомнил - запах теплого песка
и вопль:
- Не знаю
того, о ком ты говоришь!
Потом
все было лишне -
тощий фарисей
пришедший рано и пнувший в бок.
Мальчишка, мокрым ртом
кричавший:
-Прореки, кто бил! -
со всей
охраной храма.
Я засыпал. Мне снилось -
я тростник.
Я, избиваем ветром, в небу взрос...
И встал от сна я,
и вспомнил, что любимый ученик...
И задохнулся под кнутом от слез.
- Его не знаю...
Его не знаю...
Его не знаю...
Я ошалел от марева весны,
когда под свист и лязганье щитов
шел к месту казни.
Все было лишне:
хриплое "Распни!",
текущее из сотен , сотен ртов...
Когорта красных
от зноя воинов.
Я видел боль,
не ощущая.
Гвозди шли сквозь плоть, не раня плоти.
Крест опоздал. Я был убит тобой,
любимый ученик, незрелый плод.
Спасибо, Петр.
Я поднялся над смехом желтых крыш...
И разбудил меня удар копья.
Копье кричало:
- Не знаю, кто, о ком ты говоришь,
поверь, солдат, его не знаю я!
Нутро колчана
качалось на кривом его бедре,
наемника с глазами кабана.
Я встал из тела -
и видел
честные
глаза
Петра,
в тот миг, когда душа, тоской пьяна,
из уст взлетела.
Тридцать густых, аки пена верблюда,
мерок сикеры!
Дотошен не буду.
Кто его, Бога, поймет?
Здравствуй, прекрасный мой,
здравствуй, Иуда
Искариот.
Веришь - иные, всей правды не зная,
очень сурово тебя поминали.
"Христапрадавиц..."
А ну их к мамаю.
Братко! ну как там в аду?
Я было к вам - да дороги не маю,
дверь не найду.
Мы с тобой - в Боге,
и мы с тобой - вроде
двух козырей неразменныхв колоде.
Нас Элохим вечно держит на взводе,
словно два стертых курка.
Нужен ты для поддержанья в почете
Божья клинка.
Пей. Отрицать и подсуживать глупо.
Всех нас полюбят, увы, в виде трупа.
Трубы.
Рубы
Убы.
Бы. Все так глупо,
хоть не родись.
Пьеса. Весь мир - театральная труппа.
Браво, артист!
Если по чести, то Божие Имя
ты обессмертил грехами своими.
Славен твой стук.
И почет меж святыми
смело дели пополам.
Пусть тебе выстроят в Ершалаиме
собственный храм.