Упокой их, Господи... по частям.
В тему огрызаний про оный в адрес братьев во Христе.
1.
читать дальшеОтличительной особенностью местности, в которой стоял монастырь святого Дамиана, была тишина. Тишина, опускающаяся на крыши строений вместе с падающим снегом, сворачивающаяся в углах гулких коридоров вместе с пробравшейся сквозь каменные стены поземкой. Сам монастырь был расположен в низине, но, как ни странно, его еще ни разу не трогали талые воды бурлящей неподалеку реки. Местные братья, правда, считали этот факт Господним благословлением… А вот расположенную в нескольких милях к северу деревеньку река подтопляла постоянно, вызывая неудовольствие местных жителей. Хотя – неудовольствие неудовольствием, но уходить никто не собирался – больно уж местность была славная.
Тишина… и покой. Любого городского жителя они восхищали, но чаще всего через несколько дней, реже – через пару недель тишина становилась для него невыносимой. Для людей, привыкших к шуму и сутолоке больших городов, невыносимо становилось слышать свое дыхание и шорох своих движений. Посему гости в зимнее время были редкостью – если уж кто и посещал монастырь, то стремился это делать летом или осенью, когда многоголосье природы заставляет забыть о гнетущей тишине снегов.
Два монаха задумчиво наблюдали с пригорка за рубившем дрова высоким юношей.
- Думается мне, скрывает что-то отрок, - покачал головой старший монах – седовласый, теплоглазый, с улыбкой на тонких губах.
- Да, неладное, - брат Алексий, поджарый мужчина с аккуратной темной бородкой, согласно кивнул. – Пришел не пойми откуда, имя свое назвать оказался… и уж больно речь у него гладкая, аки у законника-христопродавца.
Старший покачал головой – неприязнь товарища к новичку сильно досаждала, да не по чину было вмешиваться. Впрочем, брат прав был – странный юноша, «неладный». Как звать – не ответил, сказав, что не имеет значения мирское имя. И не поспоришь ведь… Да и о том, с какой целью пришел сквозь метель к высоким каменным стенам, умолчал. «Я искал тишины», - вот и все, что ответил на расспросы настоятеля. Не по делу гнать – остаться разрешили, да пригляд установили суровый, уж больно подозрителен он монахам показался.
Дни, однако ж, шли своим чередом, и через пару недель братия свыклась с молчаливой тенью в своих стенах. Молчалив? Так что ж, словоблудие не приветствуется. Необщителен? Старшие свое общество не навязывали, а послушники… пока побаивались. Больно уж глаза были холодные у новенького… Серые, глубокие..
«Не становятся монахами с такими глазами,» - вынес вердикт настоятель, отпуская юношу из кабинета. – «Неладное с ним. Гнев и ярость в глазах, а не приличествующее паломнику али послушнику смирение.»
К близкому общению юноша не стремился сам, а вот ровесники, как уже было сказано, первыми подходить побаивались. Быть может, дело в том, что первый же подошедший – добродушный толстячок Теодор, от души хлопнувший парня по плечу, получил в ответ озлобленный блеск стали в глазах и ледяное «Не прикасайся»? Быть может. Но за прошедшие две недели от юноши иных слов, кроме слов молитвы или приветствия, никто не слышал.
2.
читать дальшеОгонек свечи пляшет, пляшут и отсветы на стене. Кривляются тени, выгибаются на крошеве холодного камня, озорным блеском инея отвечают ветерку, играющему с пламенем. Вдоль подоконника под узким стрельчатым окном наморозь – подтеками, заглядывающей в холодную келью метелью. Наверное, кому-то и могло показаться неуютным темное помещение, но юношу, сидевшего на кровати, казалось, оно совершено не смущало. Как и не волновал царящий холод. Закрыть глаза, закутаться в одеяло, и слушать… Местные монахи говорят, что на их монастырь по ночам опускается тишина. Он был совсем не согласен. Какая же это тишина, если за окном тоскливо подвывает ветел, если скребутся льдинки-крошево о деревянные ставни? Если потрескивает горящее пламя свечи? Тишина – совершенно другая. Тишина – это холод и невозможность пошевелиться. Это гулкие шаги по длинным белым коридорам, и страх, что они замрут напротив той двери, где пытаешься уснуть ты. Это пустота, которая наступает за свалившимися на тебя звуками, когда попытка заглушить чужие голоса своим криком принимается за безумие, и тогда холодная иголка обрывает мучения. По крайней мере, так кажется тем, кто несет с собой эту тишину… Только так. А здесь – здесь спокойно. Тихо, да. Тишина, наполненная звуками жизни, а не существования, как было в где-то там. В монастыре святой Катарины.
Вот только его призраки никак не хотят отпускать... сколько лет уже миновало? Пять? Семь? А снится все так же ярко, только вот теперь намного реже.
Побелевшие пальцы стискивают край грубого шерстяного одеяла. Ему нужно совсем немного покоя... кажжется, он слишком устал от той жизни, которую навязал ему кардинал. Слишком... нет, не слишком. Достаточно сильно для того, чтобы безумие стало возвращаться.
@темы: memoria, acta diurna
-
-
14.02.2009 в 21:38-
-
15.02.2009 в 00:39-
-
15.02.2009 в 00:44Arlik поелику меня братья опять своими пасквилями добьют))
-
-
18.02.2009 в 19:33А дальше?
-
-
19.02.2009 в 00:29-
-
19.02.2009 в 16:57Как?
-
-
19.02.2009 в 18:29-
-
19.02.2009 в 21:10-
-
19.02.2009 в 21:25-
-
19.02.2009 в 21:38-
-
19.02.2009 в 21:43