Ведьмы, лирика, романтика.

Очередное.

Легенда.

@темы: haeresis, lyra

---

К размышлению и нравственному совершенствованию.

18.05.2009 в 23:52

Пишет  Erich von Manstein:

Война и христианская этика

1. Должен ли воюющий христианин любить тех, кого он убивает? Греховно ли ненавидеть врага? Греховно ли призывать других к подобной ненависти?

2. Может ли воюющий христианин а) убивать, б) грабить, в) насиловать, г) обращать в рабство гражданское население противника? Если не может, то должен ли он препятствовать своим собратьям по оружию совершать подобное? Если должен, то до какой степени, скажем, как расценить убийство своего командира ради спасения гражданина вражеского государства?

Поразмышлять над моралью и долгом.

3. Должен ли воюющий христианин выполнять приказы, если они кажутся ему бесчеловечными и а) не способствуют военным целям или б) способствуют военным целям?

4. Должен ли воюющий христианин не убивать тех, кто сдается в плен? Защищать военнопленных от тех, кто хочет их убить?

5. Может ли христианин быть наемником? интернациональным добровольцем?

6. Может ли христианин переходить на сторону врага, если идеология/цели своего государства кажутся ему преступными?

7. Может ли христианин уклоняться от войны, дезертировать, если идеология/цели своего государства кажутся ему преступными?

8. Чем должен руководствоваться христианин при выборе стороны конфликта во время а) революции б) национально-освободительной войны?

9. Отвечает ли правитель пред Богом за участие его страны в войне и все те последствия которые это оказало на судьбы людей и историю?

10. Может ли правитель-христианин стремиться к войне или он должен стремиться к мирному решению проблем?

11. Насколько правильно или неправильно правителю-христианину начинать войну за
расширение территории своего государства? А за возврат земель потерянных в результате прошлых войн?

12. Является ли грехом правителя а) нарушение договора о ненападении, б) нарушение союзнических обязательств о вступлении в войну?

@темы: doctrina

---

Вопрос к самому себе.

А почему это в Бюро нет еще ни одного гениального мало-мальски талатливого химика?!
Это надо исправить. *делает запись в ежедневнике*

Навеяно анекдотом.

вот этим

[разговор молоденькой послушницы и знакомого брата-инквизитора из научной лаборатории]:
Послушница: сегодня солнышко рано спряталось... не ты нахимичил?
Инквизитор: если бы химичил я, то взошло бы второе... \\практически брат Андреас в другой сфере деятельности\\

@темы: acta diurna

---

БТР.

Любимая машина брата Петра. Ну, разумеется, после "Голиафа"...

Бронетранспортёр (БТР) — боевая бронированная машина, предназначенная для транспортировки личного состава мотострелковых подразделений к месту выполнения поставленной боевой задачи. В исключительных случаях, при отсутствии у противника противотанковых средств, БТР может поддержать пехоту пулемётным огнем.
Ближайшими по классу бронетранспортёру машинами являются боевая машина пехоты (БМП) и боевая машина десанта (БМД). Разница заключается в задачах, которые возлагались на машины в ходе проектирования. БТР, в основном, разрабатывался как транспортное средство пехоты, в то время, как на БМП и БМД дополнительно возлагались задачи поддержки пехоты огнем орудия и ПКТ в наступлении и обороне. БМП и БМД отличаются от БТР лучшей защитой и более высокой огневой мощью. БТР же, имея колёсный ход, значительно превосходит их в скорости по дорогам с улучшенным покрытием. В последнее время разработаны варианты гусеничных БТР на базе танков с противоснарядным бронированием, и различия между гусеничными БТР, БМП и БМД по их боевым свойствам практически исчезли. В свою очередь, БМД отличается способностью десантирования с помощью парашюта.
Визуально отличить такой БТР от БМП можно только по основному вооружению, которое у БТР, как правило, пулемётное, а у БМП — пушка калибром от 20 мм и выше. БМП и БМД, в отличие от БТР, имеют более надёжную защиту от поражающего действия ядерного оружия.

Полюбоваться на образцы технопарка

позаимствовано

@темы: избранные лекции брата Стефана, техника, acta diurna

---

Групповой бой.

Как правило, огонь ведется по визуально обнаруженной цели. Но в групповом бою у стрелка несколько противников. Это обстоятельство порождает необычную задачу— поиск групповой цели. При традиционной огневой подготовке такая задача отрабатывается крайне редко. Чаще каждая обнаруженная цель поражается незамедлительно, и только потом осуществляется поиск следующей. Однако в групповом бою относительное расположение всех противников, характер их взаимодействия куда важнее местоположения каждого. Для стрелка главное — понять намерения всей группы, а не подметить особенности поведения кого-либо одного. Сражаясь с несколькими противниками, нужно просчитывать не только очередной свой шаг, но, что гораздо актуальнее, —прогнозировать развитие событий, предвидеть течение боя. Необходимо охватывать «ситуацию» во всей полноте: детали обстановки, тенденции ее развития, задачи неприятельской группы, свои собственные цели, задачи и ресурсы. Но главное, план должен отражать процесс — протекание боя, изменение ситуации, а не очередность отдельных событий.
Из сказанного следует, что оценка «ситуации» в целом, а также поиск и обнаружение групповой цели (всех ведущих бой противников) необходимы для планирования ближнего боя. По существу, «план» представляет собой модель процессауничтожения противников. План тесно увязан с пространственно-временной структурой «ситуации» и пронизывает всю ткань боя, направляя, тем самым, течение схватки в заданное русло. Важнейшим элементом «плана» является последовательность «обхода» противников, своего рода очередность их поражения. «Плановая очередность» определяется с учетом тактического фона, прежде всего активности, значимости и местоположения противников.
Упорядочивая очередность поражения целей по их местоположению, боец часто пользуется заранее отработанным сценарием их «обхода». Существуют, по крайней мере, два типовых сценария, условно называемых «последовательным» и «челночным». В первом случае, поражение начинается с крайней цели и осуществляется последовательно, слева направо (справа налево) (рис. 1). Во втором — очередность поражения целей определяется близостью цели к некоторому базовому направлению. Цели поражаются челночно: сначала ближайшая правая (левая), затем ближайшая левая (правая) и так от базы к периферии (рис. 2),
Если при планировании учитывается еще и значимость цели, то в первую очередь уничтожаются наиболее важные и опасные противники (главарь, подрывник, снайпер). Чрезмерное усердие и повышенная активность некоторых из них так же может изменить общую последовательность поражения.
Завершив планирование, стрелок вступает в бой, придерживаясь, по возможности, плана. Однако, как говорится, — «план не догма». Если «ситуация» развивается не совсем так, какхотелосьбы, план должен корректироваться. Важно не выполнить задуманное любой ценой, а удержать ситуацию под контролем, одержать верх в бою.
Таким образом, в соответствии с альтернативой «изменилось все», успех в групповом бою становится реальностью, если все противники обнаружены, процесс их поражения спланирован, а каждый выстрел — результативен.

@темы: избранные лекции брата Стефана

---

Казематы и прилегающие территории.

Опять-таки, территория Ликвидатора.

Схема казематов

@темы: архитектура

---

Привязанность?...

Не стоит обвинять инквизитора в бесчувственности. И отсутствии привязанности к кому бы то ни было.

По крайней мере три типа привязанности Орсини у себя отмечает...

1. Нормальный тип.
Со стороны субъекта: способность регулировать свои отрицательные переживания через контакт с объектом. Чувство неуверенности быстро снимается контактом с все тем же объектом.
Со стороны объекта (по хорошему – второго субъекта взаимодействия): богатый репертуар эмоционального поведения, частый обмен эмоциональными посланиями с субъектом, быстрое реагирование на дискомфорт и использование эффективных способов взаимодействия. Знание и спокойное обсуждение как положительных, так и отрицательных сторон контакта.

2. Избегающий тип.
Со стороны субъекта: использование избегания и подавление сильного выражения эмоций (особенно отрицательных) для сохранения близости с объектом
Со стороны объекта: отвержение слишком близкого и интенсивного контакта с объектом, дискомфорт при таком контакте.

3. Амбивалентный тип.
Со стороны субъекта: тяжело переживается разлука с объектом, с нетерпением ожидается возобновления взаимодействия, однако сам быстро разрушает реальный контакт, реагируя обидой или агрессией на едва уловимые погрешности объекта во взаимодействии. Бурные всплески эмоций (гнев, отчаяние) в ситуациях с низким стрессом.
Со стороны объекта: избирательный ответ на сигналы дистресса со стороны субъекта, игнорирование проявление им положительного эффекта.

@темы: refleksio

---

by Nuno Milheiro

@темы: iconis

---

Старый замок.

О да, Орсини в своем репертуаре - он влюблен в антураж...

Гравюры английских замков.

@темы: iconis, архитектура

---

Презренный металл.

А если всмотреться?

@темы: iconis

---

Mozart W.A. "Requiem".

Requiem aeternam dona eis, Domine,
Et lux perpetua luceat eis.
Te decet hymnus, Deus, in Sion,
Et tibi reddetur votum in Jerusalem;
Exaudi orationem meam,
Ad te omnis caro veniet.

Requiem aeternam dona eis, Domine,
Et lux perpetua luceat eis.

@темы: litania, lyra, iconis

---

Конференц-зал.

фото

@темы: inquisitio, acta diurna, архитектура

---

Штандарт Инквизиции.

@темы: iconis

---

Лео Муллен "Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X-XV вв.)"

Эта неделя, определенно, богата на шикарные тексты.
Еще одна находка - с Дайри бест.

10.04.2009 в 20:37 Пишет  Флыф:

Выдержка.

Молчание и язык жестов
Склонность к безмолвию и желание соблюдать его присутствуют повсюду. В редких уставах и сборниках обычаев не найдется главы, посвященной молчанию. Лишь молитвенное обращение к Богу (opus Dei) отверзает уста, и звук голосов приобретает только больше значения. В остальном же «замкнутые уста есть условие покоя сердца». «Молчание – мать всех Добродетелей». Но если необходимо заговорить, то сделать это следует безо всякой гордыни. Разумеется, любые шуточки и неприличные истории везде и повсюду подвергаются осуждению.
Сборники обычаев требуют наиболее полного молчания в храме, в трапезной, в спальне, во внутренних монастырских галереях. После повечерия наступает тишина, которая еще и в наши дни остается одним из самых трогательных моментов дня в монастыре. Даже такие действия, как стрижка волос, кровопускание, омовение, выпечка просфор, должны совершаться в совершенной тишине, словно в комнате нет ни одного брата, как гласит устав Учителя. Текст аббатства Бек подчеркивает, что тишина должна быть такой, чтобы нельзя было даже услышать поскрипывания пера переписчика. «Чтобы никто не читал (в Средние века читали, тихо произнося слова вслух) и не пел, если только безмолвно… И чтобы каждый повторял псалмы про себя». Соблюдалось ли это предписание? Трудно узнать, и также трудно в это поверить. Во всяком случае, визитаторы Клюни отмечали, что в четырех главных местах, где требовалось соблюдение безмолвия, оно выполнялось не всегда.
Совместная жизнь предполагает словесное общение. И чтобы не нарушать безмолвия обители, использовали либо деревянную дощечку, покрытую воском (ее монахи носили на поясе), либо язык жестов.
Три сборника обычаев: Бернара из Клюни, Ульриха и Вильгельма из Гирсау (все относятся к XI веку) сообщают нам о таком языке. Эти маленькие словарики достаточно забавны прежде всего потому, что из них видно, какие предметы или блюда были наиболее употребительны и какие персонажи наиболее известны, а, кроме того, еще и потому, что символика этих жестов столь наивна и бесхитростна, что вызывает невольную улыбку.
В Клюни насчитывалось 35 жестов для описания пищи, 37 – для людей, 22 – для одежды, 20 – для богослужения и т. д. Хотите пару примеров? Вот обозначение молока: монах кладет мизинец в рот, как делают дети. Простой хлеб: большим пальцем руки рисуют крут, прижав к этому пальцу два других. Пирог: на ладони изображают крест, ибо пирог делят на части. Есть и знаки, позволяющие распознать, из чего этот хлеб – ржаной, пшеничный или из овса; то же самое по поводу вина: с травами ли оно, с пряностями или с медом, белое или красное. Одним и тем же жестом обозначаются форель и женщина: провести пальцем от одной брови к другой. Этот жест напоминает собой головную повязку женщины. Но при чем здесь форель? Дело в том, что она женского рода (как, впрочем, и другие рыбы)! Тот же знак служил для обозначения Пресвятой Девы Марии.
Язык жестов не был единым во всех монашеских орденах. Так, жесты Клюни столь же непонятны для гранмонтанцев, как для нас чуждый иностранный язык. В Клюни говорили «горчица», прижимая первую фалангу мизинца к большому пальцу, а гранмонтанцы сжимали пальцами нос и приподнимали их; другие же монахи помешивали пальцами одной руки в другой руке, собранной в горсть, что обозначало соус, приготовляемый поваром. У конверзов8 существовал свой язык жестов, который в основном описывал различные сельскохозяйственные работы. Нас уверяют, что язык жестов не содержал никаких шутливых знаков или фривольных по смыслу. Невинные души могут верить в это, но была ли потребность выразить нечто подобное? Сие заставляет задуматься.
Но, как бы то ни было, тот факт, что монахи разговаривают при помощи рук, долгое время производил впечатление на общество, усматривавшее здесь нечто сакральное.

Еще больше интересного - в авторском посте.

@темы: doctrina

---

Spettro.

Казематы Инквизиции - места темные и страшные. Для еретиков, естественно.
Однако водятся здесь и довольно милые приведения, которые по ночам выходят на прогулку..

С сообщества:

@темы: юмор, acta diurna

---

Индульгенция.

Зверь-Обоснуй порадовал с утра.

Текст 6.10. Текст индульгенции
Да простит вас Господь Наш Иисус Христос, принявший смерть на кресте за грехи ваши. Я властью Иисуса Христа, блаженных апостолов святого Петра и святого Павла и властью нашего святого отца освобождаю вас от всех церковных нарушений, совершенных вами; от всех грехов, проступков, излишеств, как бывших, так и будущих, как бы они ни были велики. Да будете вы причастны к святым подвигам воинствующей церкви нашей. Я приобщаю вас к святым таинствам, к чистоте невинности, равной чистоте крещенного новорожденного; и да будут врата ада закрыты для вас и врата райского блаженства откроются вам после вашей смерти. Аминь.

Таксилъ Л. Священный вертеп. — 2-е изд. — М., 1988. — С. 288.

Стилизованный сувенир.

Текст 6.11. Такса апостольской канцелярии [Избранные фрагменты]
«Клирик, виновный в плотском грехе с монахинями, племянницами или крестными дочерьми, получает отпущение за сумму в 67 ливров 12 су».
«Клирик, желающий получить отпущение за противоестественное распутство, платит 219 ливров 15 су».
«Священник, лишивший девственности девушку, уплачивает 2 ливра 8 су».
«Монахиня, неоднократно грешившая в своем монастыре, а также за пределами его и пожелавшая стать аббатисой, уплачивает штраф в размере 131 ливра 15 су».
«Священник, желающий получить разрешение на сожительство с родственницей, уплачивает 76 ливров 1 су».
«Отпущение за прелюбодеяние, совершенное мирянами, стоит 27 ливров. За кровосмешение прибавить 4 ливра».
«Женщина, желающая приобрести отпущение и в то же время продолжать греховные сношения, уплачивает 87 ливров 3 су. Если в подобном преступлении повинен муж, то и на него распространяется сия такса».
«Отпущение и гарантия против преследования за такие преступления, как грабеж, кража, поджог, обходятся виновникам в 15 ливров 4 су».
«За нанесенное жене увечье муж вносит в канцелярию 3 ливра 4 су. В случае, если муж убил жену, он уплачивает 17 ливров 15 су. Если же убийство совершено с целью вступить в брак вторично, — 32 ливра 9 су».
«За убийство брата, сестры, отца или матери —17 ливров 4 су».
«За убийство епископа или прелата — 131 ливр 14 су».
«Если убийца убил несколько священников в разное время, то он уплачивает 137 ливров 6 су за первого и половину цены за каждого последующего».
«Еретик, обратившийся снова в католическую веру, уплачивает за отпущение 269 ливров. Сын сожженного или казненного еретика получает отпущение, уплатив 218 ливров 16 су».

Источник: К.В.Кислюк, О.Н.Кучер." Религиоведение", изд."Феникс" Р-н-Д; изд. "Торсинг",Харьков. 2003 год. стр. 299

Кому говорить "спасибо": Lonely Joker, URL записи.

@темы: RPG, memoria, doctrina

---

Лев Карсавин "Монашество в Средние Века".

www.krotov.info/lib_sec/11_k/kar/savin_1.htm

Цитаты.

Об уставе Бенедикта.

Братство стремящихся к Богу представляется Бенедикту в виде военного отряда — schola. «Должны мы учредить отряд божественной службы» — «Constituenda est ergo a nobis dominici schola servitii». Поэтому и деятельность монаха выражается словом «militare» — служить; и устав не что иное, как «lex, sub qua militare vis» — закон, ненарушимый и непреложный, как непреложен закон воинской дисциплины. «Святой устав» содержит всё нужное для воина Господня; это — «устав-наставник». И само «послушание» — дисциплина монастыря — и неограниченная власть аббата превращают братство в воинство Христово.

Среди предписаний устава, помимо молитв, постов и других внешних средств, особое место занимает смирение. «Всякий смиряющий себя возвысится». «Поэтому, братья, если мы хотим достичь вершин высочайшего смирения и быстро достигнуть того небесного возвышения, к которому восходят смирением земной жизни, мы должны для действий наших воздвигнуть ту лестницу, которая явилась во сне Иакову и на которой виделись ему нисходящие и восходящие ангелы». Двенадцать ступеней у этой лестницы — двенадцать степеней смирения. Монах не должен забывать о страхе Божьем и о предписаниях Господних, исполнение которых даёт человеку жизнь вечную, нарушение — низвергает в геенну. Монах ходит перед Богом и отвращается от собственных своих желаний, особенно же от похотей плоти. Это первая ступень. Выше (вторая ступень) возводит человека полный отказ от собственной воли, исполнение слова Господня: «Я пришёл исполнить не Мою волю, а волю Пославшего Меня». Но и здесь ещё опасно проявление собственных желаний. Поэтому лучше (третья ступень) из любви к Богу со всем послушанием подчиниться старшему, подражая в этом Христу, о котором апостол говорит: «Стал Он послушным Отцу своему до самой смерти». И ценнее всего (четвёртая ступень) повиновение старшему во всём, даже если это сопряжено со страданием. «Кто претерпит до конца, спасён будет». Но не внешнее подчинение нужно; монах должен (пятая ступень) в смиренной исповеди открывать аббату все свои злые помыслы, чем достигается истинное повиновение. Действительно смиренный (шестая ступень) доволен всем, считая себя недостойным рабом, ставя себя (седьмая ступень) ниже других не на словах только, а на деле: в мыслях своих. Истинно смиренный должен (восьмая ступень) делать лишь то, что предписывается уставом и примером старших, соблюдая (девятая ступень) молчание, не смеясь (десятая ступень), довольствуясь, как мудрый (одиннадцатая ступень), немногими словами. Если всё это достигнуто, человек всходит на последнюю, двенадцатую ступень лестницы, внешне выражая своё смирение в наклонённой голове и опущенных в землю взорах. «Взойдя же на все эти ступени смирения, монах быстро достигнет любви к Богу, той совершенной любви, которая изгоняет страх. Благодаря ей он без всякого труда, как бы по природе (naturaliter), по привычке, не из страха перед геенною, а из любви к Богу и вследствие доброй привычки и наслаждения добродетелью станет соблюдать всё то, что прежде соблюдал не без ужаса».

Монастырь не только братство, а и школа, воспитывающая воинов Христовых. Эта идея воспитательской миссии монастыря сказывается и в системе кар за проступки. Непокорного монаха сначала увещевает декан, и только после двукратного бесплодного увещания виновный исключается из участия в общей еде и в общей молитве. В более серьёзных случаях он лишается права всякого общения с другими монахами. За этими карами следует телесное наказание. За ним — общая молитва за виновного и, в случае крайней закоренелости, исключение из монастыря.

Монахи спят в общей спальне. У всякого своё скромное ложе в общем дормитории, в котором до утра горит зажженная свеча. Спят монахи в одежде, «чтобы всегда быть наготове и по данному знаку без промедления встать» и идти на зов аббата. Зимою, от первого ноября до Пасхи, все встают «в восьмом часу ночи» (около семи часов). В остальное время сну уделяется меньше времени, и «после небольшого промежутка, необходимого братьям для того, чтобы удовлетворить требования их тела, они выходят на утреню», совершаемую при первых признаках рассвета. Ещё ранее утрени братья исполняют «ночные часы», более краткие летом, более долгие в воскресные дни и зимою, но одинаково состоящие в чтении псалмов, Священного Писания и Молитвы Господней. Следующие шесть общих молений падают на утреню, первый, третий, шестой (около полудня), девятый часы, на вечерю и комплеторий, после которого безусловно запрещаются всякие разговоры. Таким образом выполняется слово пророка: «Семь раз в день восславил я Тебя». Когда монахи услышат звон колокола, призывающего их на молитву, они должны, «оставив всё, что бы ни было у них в руках, с величайшею поспешностью идти» в церковь, но в то же время соблюдать известное благолепие и не обнаруживать недостойной их суеты.

Общими молитвами и двумя (во время поста одним) обедами делится на части трудовой день монаха. От Пасхи до первого октября он работает от шести до десяти часов, прерывая труд только молением «третьего часа» (около 9 часов); от 10 до 12 «предаётся чтению». «После шестого часа (около 12) пусть монахи отдыхают на ложе своём, или же, если кто захочет читать, пусть читает, но так, чтобы не беспокоить другого». Отдых продолжается до 3-х часов дня. Затем до вечери (часов около шести) вновь продолжается работа. Послеобеденное время опять посвящено чтению. Зимою распределение дня несколько меняется, причём больше времени отводится чтению. «В дни четыредесятницы все должны взять из библиотеки по кодексу и читать его по порядку и целиком. Выдавать эти кодексы следует в начале четыредесятницы». Во время чтений «старший» обходит братьев и наблюдает за тем, чтобы они читали и не подменили данной им книги какой-нибудь другой.

@темы: doctrina

---

Распорядок дня.

Младший, но куда как более образованный братик продолжал радовать начальство...

День францисканцев и доминиканцев начинается в 6 часов утра. Если при монастыре находится семинария, то подъем осуществляется в 5.30 (в связи с большей занятостью братьев, которые часто являются преподавателями).

В 6.30 все братья собираются на утреннее богослужение. Обычно это Утреня. Месса служится каждый день, но в зависимости от периода года - утром или вечером.

По окончании богослужения следует завтрак и братья выходят на послушания. Послушания могут быть различными, их виды могут зависеть от статуса и географического расположения монастыря.

Далее следует так называемый «час чтения». Час чтения - это время для индивидуальных молитв или размышлений братьев. Многие используют его для занятий наукой.

Обед в 13.30

После обеда францисканцы и доминиканцы снова занимаются исполнением послушаний.

В 18.30 наступает время так называемых «Вечерних размышлений.

В 19.30 все члены монастыря собираются на вечерню.

Ужин в 20.00

После ужина служится повечерие

Снова индивидуальная молитва.

Отход ко сну происходит в 23.00 или 00.00

По пятницам совершается адорация.

Свободное время братья посвящают чтению, научной деятельности, игре на музыкальных инструментах.

Ресурс www.bogoslov.ru/text/304258.html

@темы: acta diurna

---

Средневековое судопроизводство.

Кросспост с дневника  C@es@r:

Домашний суд.
Судебные пошлины – это также оброки; это подати, взимаемые сеньором в силу принадлежащего ему права суда. Так именно смотрели на них и в средние века, потому что в актах, где перечисляются доходные угодья поместья, вслед за землями, виноградниками, лугами, лесами и мельницами фигурирует и justice (право суда). Почти во всех средневековых документах justice обозначает штрафы или доход со штрафов. Очень часто это право разделено на части и говорит о половине или четверти justice такого-то селения.

В конце концов стали различать высший и низший суд (haute justice и basse justice), а позднее – даже средний, смотря по величине дохода. Обычно высший суд начинался с права взимать штраф больше 60 су. Сюда включали право присуждения к смерти, с которым было связано право конфискации имущества осужденного.

Каково происхождение этих судебных порядков? Получил ли или захватил сеньор право производить публичный суд, которое раньше принадлежало суверену и его чиновникам (герцогам, графам, сотникам)? Или он только расширил домашнюю власть, искони принадлежавшую сеньору над рабами его дома и собственнику – над держателями его земель? Этот вопрос до сих пор не считается решенным. Но надо остерегаться естественного побуждения представлять себе высший суд как привилегию, предоставленную исключительно некоторым знатным сеньорам. Особенно во Франции даже сеньор, владевший одной деревней (а каждая деревня представляла вначале одно поместье), почти всегда имел право высшего суда над своими держателями. Бомануар, писавший в конце XIII в., говорит, что все вассалы графа Клермонтского имеют в своих землях право высшего суда. Если Нормандия составляет исключение, то лишь потому, что герцог, который ее организовал, удержал за собой право присуждения к смертной казни (justice du glaive). Не надо также забывать, что право суда, с которым обращались, как со всякой доходной собственностью, часто расчленялось, так что невозможно было определить первоначальные размеры приносимых им доходов, особенно в XIII в.

В том виде, в каком мы встречаем его в XII в., право суда есть форма эксплуатации держателей сеньором (само слово “exploit” обозначает судебные формальности); говорят: “taillabes et justiciables” или «exploitables» (подсудны). Суд, как и оброк, может быть произвольным или ограниченным, то есть размер штрафа может зависеть от воли сеньора или представлять определенную неизменную величину. В большинстве случаев такса штрафа сделалась постоянной. Обычай определил, в конце концов, известный штраф за каждый проступок. Часто также сеньор заключал с крестьянами контракт, которым определялась постоянная величина штрафов. Вот пример, относящийся к одной бельгийской деревне (Sirault) от 1239 г.; он показывает, с какой точностью предусматривались все случаи:
«За брань – 4 су, за бесчестие – 5 су. Кто ударит другого, платит 10 су, а если потечет кровь, то 20. Кто извлечет отточенное оружие, но не ударит, платит 30 су. За удар палкой – 20 су, а до крови – 40. За удар отточенным оружием – 60 су».

По отношению к тяжким проступкам (убийству, поджогу, похищению и обычно также воровству) власть сеньора неограниченна. Наказание – смерть или изгнание, и сеньор конфискует все имущество осужденного.

Из права суда произошли также поборы, уплачиваемые держателями за увольнение их от участия в трехгодичных судебных собраниях (plaids generaux), пошлины, взимаемые с держателей, которые ведут между собой тяжбу перед судом сеньора, и, вероятно, также пошлины за печать, регистратуру и нотариат, взимаемые при составлении и засвидетельствовании частных актов (эти пошлины существуют еще теперь, точно так же, как и конторы нотариусов и гражданские регистратуры).

Сour de plaid.
Сеньор созывает и председательствует в судебном собрании (cour de plaid), которое произносит приговор. Участие в судебных съездах – не право, а повинность, которая не приносит никакой выгоды и может вовлечь судью в дуэль с проигравшим дело. Притом, это – строго узаконенная обязанность: ни вассал не может отказаться от участия в судебном съезде, ни сеньор не может отказаться от созвания съезда. Это было бы нарушением права (отказ в правосудии), которое разрешило бы вассала от его клятвы верности.

Суд.
Феодальное общество не знало суда, равного для всех. Суд, как и мир, не общее право: в средние века суд – привилегия. Для каждого класса существует особое правосудие и специальные суды. Духовное лицо подсудно церковным судам, горожанин – городскому трибуналу. Свободные люди должны были бы являться в областной суд, где председательствует граф; но эти съезды прекратились во Франции в X в.; в Германии, где они сохранились до XIII в., круг их деятельности все более и более суживается. Общественные суды замещаются частными: держатель судится в сеньориальном, то есть домашнем суде, под председательством управителя, благородный вассал – в феодальном суде, состоящем из его пэров (равных ему).

Однако обычное право выработало некоторые формы, общие для всех светских судов. Начало, на котором основывается судопроизводство, противоположно принципу римского права, продолжающему действовать в церковных судах. Римский чуд производился единолично судьей во имя общества и в его интересах: судья должен был преследовать преступления и арестовывать тех, на кого падало подозрение; прежде, чем произнести приговор, он должен был выяснить все обстоятельства дела, собирая справки, особенно письменные доказательства.

Средневековый суд производился целой группой лиц – «судом», состоящим из жителей страны (в феодальном суде судьями являются пэры – люди, по рангу равные сторонам); роль председателя сводится к тому, что он руководит судом и произносит приговор. суд действует не в интересах общества: он оказывает услугу сторонам; поэтому истец должен обратиться к нему. Даже вопрос о существе преступления суд рассматривает лишь по просьбе потерпевшего или его родственников, и уголовный процесс носит характер тяжбы между обвинителем и обвиняемым. С обоими обращаются одинаково, обоих сажают в одинаковые тюрьмы и оба подвергаются одному и тому же наказанию, потому что между обвиняемым и обвинителем нет разницы. Это называется “accusation par patrie formee”.

Суду нет дела до выяснения существа тяжбы, до расследования истинной истории преступления: он решает исключительно на основании тех доказательств, которые предъявляют ему стороны; он обязан судить не в соответствии с разумом и справедливостью, а согласно формам, установленным обычаем. Это суд формальный, строго правильный, как игра: судьи только следят за соблюдением правил, судят об ударе и объявляют, за кем победа. Судопроизводство состоит из нескольких сакраментальных действий, сопровождаемых установленными словами и следующих одно за другим, как сцены драмы. Истец (или обвинитель) просит назначить день для суда. В назначенный день истец излагает свою жалобу и подтверждает ее клятвой. Ответчик тотчас отвечает, повторяя клятву слово за словом, и приносит присягу. Свидетели клянутся в свою очередь. Затем следует вызов (appel), потом поединок и наконец приговор. Достаточно одного слова или движения, противного правилам, чтобы тяжущийся был осужден. В Лилле тот, кто во время присяги шевельнет рукой, лежащей на Евангелии, теряет дело. Особенной осторожности требуют слова, которыми начинается судопроизводство, потому что они решают, на какой почве будет развиваться процесс. Отсюда происходит пословица: «Раз слово вылетело, его нельзя призвать назад» (Parole une fois envoble – Ne peut plus etre rappelbe). (Прим.: строгость этой процедуры смягчают, позволяя тяжущимся спрашивать советов и оставлять за собой право исправлять (amender) свои слова.)

В уголовном процессе клятва двух свидетелей влечет за собой осуждение обвиняемого. Обвиняемый может дать первому свидетелю принести присягу, но в ту минуту, когда второй опускается на колени и протягивает руку для клятвы, он должен объявить, что отвергает его как лжесвидетеля и клятвопреступника.

Процесс может быть решен посредством доказательств, присяги, поединка или Божьего суда. Доказательство есть древняя, римская форма, клятва – варварская. Обычаи Барселонского графства различают их очень точно: «Доказательством служат или показания свидетелей, или письменные акты, или доводы разума, или суждения. Присяга не есть доказательство, но, за неимением доказательства, ее дают ответчику или истцу, тому, кого судья считает более правдивым и кто обнаруживает больший страх перед клятвой».

Доказательство требует внимания со стороны судей; с другой стороны дворяне считают оскорбительным для себя допускать обсуждение своих показаний. Поэтому суд обычно предпочитает предоставлять решение Божьему суду (ордалии) или дуэли.

Ордалия.
Ордалия есть древний варварский институт, принятый церковью. Этот способ применяют к сторонам, которые не могут сражаться, - особенно к женщинам, иногда и к крестьянам. Многие испытания, применявшиеся в IX в. (испытание водой, крестом, куском хлеба), позже вышли из употребления. В XI и XII столетиях обычный прием – испытание огнем, имевшее две формы: ответчик погружал руку в котел с кипятком, или брал в руку кусок раскаленного докрасна железа. Это железо называлось juice (от judicium, судебное решение). Руку завязывали и открывали через несколько дней; если она не была повреждена, то испытываемый выигрывал дело. Церковь, которая урегулировала Божий суд, впоследствии уничтожила его (на соборе 1215 г.).


Дуэль.
Для мужчин, по крайней мере для всех дворян, нормальным исходом процесса является дуэль, суд поединком (appel par bataille). Ответчик (или обвиняемый) вместо того, чтобы оправдываться, вызывает истца или его свидетеля. Тяжба превращается в войну: роль суда ограничивается уже только тем, что он определяет условия битвы и объявляет ее результат.

Сражение, как и все судопроизводство, состоит из ряда сакраментальных действий: вызов посредством вручения залога битвы (gage de bataille), выбор дня, определение «бранного поля» (champ clos; обычно 125 шагов), присяга, объявление поединка, сражение, признание побежденного. Выбор оружия определен до мельчайших подробностей: в рыцарских судах это – доспехи, щит и меч, в недворянских – щит и дубина.

Дуэль – излюбленный прием в средневековом обществе. Ее применяют к крестьянам и в некоторых случаях разрешают как привилегию рабам. Даже женщины и немощные могут выставлять за себя бойца (champion).

К дуэли прибегают не только в случае преступления, но и в тяжбах о собственности и наследстве. Ее применяли даже для разрешения вопросов права. В Германии в Х в. Оттон I заставил биться двух бойцов, чтобы решить, исключает ли сын своих внучатых племянников из наследства. В XIII в. Альфонс Кастильский прибегает к дуэли, чтобы решить, следует ли ему ввести в своем королевстве римское право.

В дворянских судах дуэль является даже средством уничтожения приговора. В принципе средневековый суд не знает апелляции: всякий приговор неотменим; но проигравший может fausser le jugement (объявить приговор ложным), вызывая тех, кто произнес его. Если он победит в этом сражении, приговор отменяется. Точно так же дуэль служит и для отвода свидетеля.


Признание, наказание.
Все это формальное судопроизводство применяется к сомнительным случаям, когда ответчик отрицает проступок, в котором его обвиняют; осуждение достигается лишь с большим трудом и значительным риском для обвинителя и его свидетелей. Наоборот, когда преступник захвачен на месте преступления, суд короток: свидетельства схвативших его достаточно для его осуждения; краток суд и тогда, когда преступник признается в своем преступлении, в особенности если это чужой или бродяга. Поэтому для судьи – большой соблазн довести преступника до признания путем пытки. Таким образом «допрос» становится в конце XV в. всеобщим обычаем.
Наказание строго определено обычаем, по крайней мере в недворянских судах. Убийцу обезглавливают, вора вешают, душегубца сажают на кол, потом вешают. Женщин, вместо того чтобы вешать, зарывают живыми в землю. Если преступник умер, то казнят его труп, если сбежал – его изображение. С самоубийцей поступают как с убийцей самого себя. Животное, которое убило человека вешают или зарывают живым.


Суд официалов. В течение средних веков церковь отправляла двоякого рода юрисдикцию - духовную и светскую, которые отнюдь не следует смешивать. Духовная юрисдикция, ведающая лишь чисто религиозными вопросами, - прерогатива церкви и ничья другая: est a clavibus, как говорят канонисты. Светский суд наоборот не подлежит ведению церкви, а только светской власти, которая может передавать его церкви в большей или меньшей степени: non est a clavibus, est a gladio. В царствование Константина и в силу изданных им эдиктов, епископы начинают принимать участие в государственном судопроизводстве; можно сказать, что ко времени смерти Константина светская юрисдикция церкви уже существовала в зародыше. Она появилась на Востоке при Юстиниане, в Испании - при вестготских католических королях, в Галлии и Германии - при франкских князьях, распространилась как на гражданские, так и на уголовные дела и в конце XII в. достигла высшей точки своего развития. Правом светского суда владели уже не только епископы, как вначале, но и другие должностные лица или учреждения церкви: архидьяконы, архиереи, капитулы, аббаты монастырей. Но если формально между обеими юрисдикциями существовало коренное различие, то на практике оно было ничтожно, потому что духовные лица, облеченные правом обеих юрисдикции, поручали отправление их одним и тем же поверенным, которые таким образом оказывались уполномоченными как для духовных, так и для светских дел. Наиболее обширна была компетенция епископа, поэтому нам главным образом и придется ознакомиться с епископальной юрисдикцией. Разберем прежде всего, какова была ее организация, затем рассмотрим круг ее действия.
Вначале епископ лично отправлял свой суд, компетенция которого была тогда ограничена; но когда его юрисдикция увеличилась и число подсудных ему дел возросло, он заставлял архидьякона помогать себе, а часто - и замещать себя. Когда же последний приобрел самостоятельное право суда и вступил в борьбу с епископом, о которой речь была выше, тогда епископ должен был обратиться к более сговорчивым помощникам - к главным викариям и официалам. Главные викарии помогали ему особенно в управлении епархией. Напротив, официалы сделались в конце XII в. его специальными поверенными для производства суда от его имени. В Бретании эти официалы назывались allocati, или alloues - слово весьма точное, так как официал действительно был только заместителем. Он не был, подобно архидьякону, несменяем и не обладал самостоятельной властью. Епископ назначал и сменял его по своему произволу, определял его полномочия и мог всегда, если хотел, сам вершить суд вместо него. Когда епископ умирал, отказывался от своего сана или был низложен, полномочия официала прекращались ipso facto, на основании известного правила: Resolute jure dantis, resolvitur jus accipientis. Сначала епископы имели лишь по одному официалу, которому они пере давали все свои судебные права. Впоследствии они часто назначали разъездных официалов (officiates currentes), компетенция которых ограничивалась известной частьей епархии или определенными случаями. Только официал, жив ший в епископском городе (officialis principalis) и бывший преемником прежнего единственного официала, сохранил общее полномочие, простиравшееся на всю епархию и на все роды дел.
Официал творил суд единолично, но заседал не один: при нем находились его помощник (vices gerens) и асессоры, имевшие совещательный голос. Кроме того, ему помогали в исполнении его обязанностей хранитель епископской печати (sigillator), приемщик актов (receptor actorum) и письмоводитель, обязанный вести список дел (registrator). Весь этот персонал составлял то, что называли тогда церковным судом, или curiae christianitatis, а позже - судом официала. Для составления от имени сторон необходимых для процесса документов при ведомстве официала состояли еще прокуроры, адвокаты и нотариусы, не считая различных чиновников с исполнительной властью и некоторых низших помощников. В XIII в. суд официалов снабжен уже всеми этими органами; не достает еще только фискала, который в следущем веке будет играть при церковном суде ту же роль, какую в светском - государственный прокурор.


Компетенция суда епископского официала.
Какова же была компетенция этих судов, с устройством которых мы сейчас ознакомились? Эта компетенция, оконча тельно определившаяся в XIII в., была двоякого рода: она охватывала известный круг лиц и определенную категорию дел. Другими словами, консисторский суд действовал либо ratione personae, либо ratione materiae.
Первоначально известные лица пользовались преимуще ством быть судимыми только судом церкви во всех граж данских и уголовных делах, за исключением тяжб, возни кавших на почве феодальных отношений; в последнем случае право судьи-сеньора судить ratione materiae одерживало верх над правом консисторского суда судить ratione personae. Привилегией церковного суда пользовались преж де всего духовные лица, если жили сообразно со своим званием (clericaliter), а те из них, которые были женаты,- если не провинились ни в двоеженстве, ни в барышничестве, ни в лихоимстве. Кроме того, привилегией церковного суда пользовался всякий, кто носил тонзуру, поэтому многие миряне заставляли цирюльников выстригать им гуменце в надежде, что их дела будут переданы в церковный суд, где судопроизводство было более разумно, судьи более сведущи, наказания мягче и право полнее. Судя по двум письмам Филиппа Красивого, написанным около 1288 г., в одном лишь французском королевстве было от 10 до 20 тысяч купцов, поступавших таким образом,- большей частью итальянцев. Далее, консисторскому суду были подсудны вдовы, сироты, крестоносцы и ученики университетов, но эти лица могли обращаться и к суду светских трибуналов, что было запрещено духовным лицам. Для этой группы лиц право церковного суда было действительной привилегией, которая лишь предлагалась им, тогда как для клириков она носила характер обязанности.
Ratione materiae консисторский суд ведал тремя типами дел: во-первых, все духовные дела, то естъ дела, касающиеся веры, таинств, обетов, церковного благочиния; во-вторых, известные гражданские дела, именно дела, касавшиеся брака (помолвка, прекращение брачного сожительства, прелюбодеяние, законность детей), церковной собственности (бенефиции, подаяния, десятина), завещания, которое до XIV в вообще было более религиозным, чем гражданским актом, наконец договоров, скрепленных клятвой, что давало возможность мирянам заранее подводить свои контракты под юрисдикцию церкви; в-третъих; известные уголовные дела, именно преступления против веры (святотатство, богохульство, чародейство), преступления, совершенные в священных местах, и, наконец, нарушение различных запрещений, наложенных церковью, как, например, запрещения отдавать деньги под проценты, или различных установлений, находившихся под ее специальным покровительством, как, например, Божьего мира и Божьего перемирия. Многие из этих преступлений преследовались также и свет ским судом и поэтому назывались смешанными, или привилегированными преступлениями. Виновный в таком преступлении мог подвергнуться и каноническому, и светскому наказанию.
Канонические наказания, утверждавшиеся светской властью, состояли преимущественно в более или менее про должительных епитимиях в обязательстве совершить паломничество intra fines или extra fines regni, например в Иерусалим; в заточении, применяемом особенно к еретикам, в штрафах, употреблявшихся на благочестивые дела наконец, во временном или полном отлучении от церкви, которое в XIII в. употреблялось очень часто и применялось к целым категориям преступлений, не считая тех случаев, когда оно налагалось незаконно по политическим мотивам или за ничтожные нроступкш Но церковь всегда отказывалась допускать смертную казнь и жестокие увечья, на которые тогда было так щедро светское право; этот принцип каноническое право формулировало в следующим образом: Ecclesia abhorret a sanguine. Онo воспрещало также применение пытки, употреблявшейся для того, чтобы исторгнуть у осужденных признание. Один только исключительный трибунал - инквизиция, происхождение которого будет изложено далее, допускал в известных пределах это «средство доказательства», возродившееся под влиянием римского права и получившее ширркое развитие в светском судопро изводстве. Иногда каноническое наказание казалось недостаточным. Тогда суд официала, произнеся свой приговор, передавал виновного (предварительно лишив его сана, если это было духовное лицо) светскому судье, который налагал на него наказание по общему праву. «В этом случае, - говорит Бомануар, - светское правосудие должно помогать святой церкви; ибо когда кто-нибудь по усмотрению св. церкви осужден как еретик, то святая церковь должна передать его светскому правосудию, и светское правосудие должно его сжечь, потому что духовное правосудие никого не должно предавать смерти».

(С), Э. Лависс, А. Рамбо, "Эпоха крестовых походов".

@темы: doctrina

---

Компиляция с И.Р.Григулевич "Инквизиция", Р.Х.Роббинс "Энциклопедия колдовства и демонологии"

Инквизиция возникла из-за того, что католическая церковь, стремительно утрачивавшая свою силу, твердость и моральную чистоту постепенно теряла верующих в большей части цивилизованной Европы (в основном, в южной Франции и в богатых городах центральной Франции и Рейнланда). В конце XIIв. Питер де Во писал, что "почти все бароны Прованса стали укрывателями и защитниками еретиков". Впервые инквизиция учреждена в Тулузе в 1233г., в Арагоне - в 1238г.

Задача инквизиции, писал французский инквизитор XIVв. Бернар Ги, - истребление ереси; ересь не может быть уничтожена, если не будут уничтожены еретики; еретики не могут быть уничтожены, если не будет истреблены вместе с ними их укрыватели, сочувствующие и защитники.
Устройство инквизиции было настолько же просто, насколько целесообразно в достижении цели. Она не стремилась поражать умы внешним блеском, она парализовала их террором.
Верховным главой инквизиции являлся папа римский. Именно ему - наместнику Бога на Земле - служила и подчинялась эта машина, созданная церковью и существовавшая с ее благословения.
Инквизиторы назначались папой римским и ему, только ему одному подчинялись. Только испанская Супрема (верховный трибунал) подчинялась королю. Однако руководство армией инквизиторов, рассеянных по христианским странам и уже с середины XIIIв. наводнявших своими сообщениями Рим и запрашивавших его инструкций, представляло многочисленные трудности. Урбан IV (1261-1264) попытался преодолеть их, назначив генерал-инквизитором своего приближенного кардинала Каетано Орсини и поручив ему решать все текущие дела, связанные с деятельностью инквизиции в разных странах и областях. Этот пост позволил Орсини сосредоточить в своих руках столь огромную власть, что после смерти Урбана IV он довольно легко добился избрания в папы, приняв имя Николая III (1277-1280). Орсини, став папой, в свою очередь назначил генерал-инквизитором своего племянника кардинала Латино Малебранку, которого он готовил себе в преемники. Это ожесточило кардиналов, проваливших на очередных выборах в папы Малебранку. Под давлением соперничающих кардиналов папство было вынуждено отменить эту должность, дававшую слишком большую власть занимавшему ее церковному иерарху.

Инквизиторов поставляли главным образом два монашеских ордена - доминиканцы и францисканцы, но среди них имелись представители и других монашеских орденов, священники и даже попадались люди, не имевшие духовного сана. Климент V (1305-1314) установил минимальный возраст инквизитора в 40 лет, но были и моложе. Как правило, это были энергичные, коварные, жестокие, беспощадные, тщеславные и жадные до мирских благ фанатики и карьеристы.

Инквизиторы были наделены неограниченными правами. Никто, кроме папы, не мог отлучить их от церкви за преступления по службе, и даже папский легат не смел отстранить их хотя бы временно от должности без особого на то разрешения папского престола. Согласно каноническому праву, всякому, кто препятствовал деятельности инквизитора или подстрекал к этому других, грозило отлучение от церкви.

Выступления против инквизиции карались, как ересь. Так, человек, убивший в 1252 году инквизитора-фанатика Петра Мученика, был допрашиваем не за убийство, а за ересь (ибо был противником инквизиции).

Инквизиторы действовали в самом тесном контакте с местным епископом, который освящал своим авторитетом их террористическую деятельность. С его разрешения и в его присутствии производились пытки, выносились приговоры. В тех случаях, когда у инквизиторов было много работы, соответствующий монашеский орден выделял в их распоряжение помощников, выступавших в роли их заместителей. Инквизитор также имел право назначать в другие города своего округа уполномоченных - "комиссариев", или викариев, которые вели слежку и осуществляли аресты подозреваемых в ереси лиц, допрашивали, пытали их и даже выносили им приговоры.

Кроме этого, так сказать, руководящего аппарата трибунала имелся подсобный, состоящий из "родственников" инквизиции - тайных доносчиков, тюремщиков, слуг и другого обслуживающего персонала. Тайные доносчики, соглядатаи, шпионы рекрутировались из самых разнообразных слоев общества. Их можно было найти в королевской свите, среди художников и поэтов, торговцев и военных, дворян и простолюдинов. В число "родственников" входили также почтенные и всеми уважаемые аристократы и горожане, принимавшие участие в аутодафе. В их задачу входило уговаривать осужденных публично покаяться, исповедаться, примириться с церковью. Они сопровождали жертвы инквизиции на костер, помогали его зажечь, подбрасывали хворост. Подобная "честь" оказывалась только особо достойным и заслуженным прихожанам. Количество добровольных сотрудников инквизиции исчислялось сотнями в каждом случае.

"Родственники", как все служители инквизиции, пользовались безнаказанностью. К тому же им было разрешено носить оружие. Они были неподсудны светскому и духовному судам. Всякое оскорбление служителей инквизиции рассматривалось как попытка помешать ее работе в интересах ереси. Поставленные таким образом в исключительное положение, "родственники" могли делать с беззащитным народом все, что угодно, и легко представить себе, какие вымогательства творили они, угрожая арестами и доносами, в то время когда попасть в руки инквизиции было величайшим несчастьем как для верного католика, так и для еретика. В сельской местности роль ищеек выполняли приходские священники, которым помогали два помощника из мирян.

Допустим, в определенную область, где, по имевшимся сведениям, еретики пользовались большим влиянием, посылался инквизитор. Он извещал местного епископа о дне своего прибытия с тем, чтобы ему была оказана соответствующая торжественная встреча, обеспечена достойная его ранга резиденция, а также подобран обслуживающий персонал. В том же извещении инквизитор просил назначить по случаю своего прибытия торжественное богослужение, на которое собрать всех прихожан, обещая им за присутствие индульгенции. На этом богослужении местный епископ представлял населению инквизитора, а последний обращался к верующим с проповедью, в которой объяснял цель своей миссии и требовал, чтобы в течение 6 или 10 дней все, кому было что-либо известно о еретиках, донесли бы ему об этом. За утайку сведений об еретиках, за нежелание сотрудничать с инквизицией верующий автоматически отлучался от церкви; снять же такое отлучение имел право только инквизитор, которому, естественно, виновный должен был оказать за это немало услуг. Наоборот, тот, кто откликался в установленный срок на призыв инквизитора и сообщал ему сведения о еретиках, получал награду в виде индульгенции сроком на три года. В той же проповеди инквизитор объяснял верующим отличительные черты различных ересей, признаки, по которым можно обнаружить еретиков, хитрости, на которые последние пускались, чтобы усыпить бдительность преследователей, наконец, способ или форму доноса. Инквизиторы предпочитали лично получать от доносчиков информацию, обещая держать в тайне его имя, что имело свое значение, ибо, в особенности в периоды большой активности инквизиции, доносчику часто грозила смерть со стороны родственников или друзей загубленных им жертв.

Одновременно с призывом слать доносы на вероотступников, инквизитор в своем обращении-проповеди объявлял для последних "срок милосердия", который длился от 15 до 30 дней. Если в течение этого "льготного" периода еретик сам добровольно являлся в инквизицию, отрекался от ереси в пользу католической церкви и выдавал своих сообщников, то он мог спасти свою жизнь, а может быть, даже состояние. Правда, если он обладал очень большим состоянием, то инквизиция под предлогом, что он раскаивался не по велению совести, а по "низменным" соображениям - из-за страха быть разоблаченным или из желания обмануть церковь неискренним признанием с целью сохранить свое имущество, - обирала его до нитки. И все же инквизиция всегда находила слабых и трусов, готовых добровольно каяться не только в своих собственных грехах, но и возводить напраслину на своих родственников, друзей и знакомых, лишь бы самим выйти сухими из воды и спасти свою собственную жизнь и состояние.


Доносы

Печальная слава, сопутствовавшая инквизиции, создавала среди населения атмосферу страха, террора и неуверенности, порождавшую волну доносов, подавляющее большинство которых было основано на вымыслах или нелепых и смехотворных подозрениях. Люди спешили "исповедаться" перед инквизитором в надежде в первую очередь оградить самих себя от обвинений в ереси. Многие использовали эту оказию для мести, сведения счетов со своими противниками, конкурентами, соперниками. Особенно старались доносчики, действовавшие из корыстных побуждений, в надежде получить за выдачу еретиков часть их состояния. Немало поступало и анонимных доносов, которые также учитывались инквизитором.
Инквизиция делила доносчиков на две категории: на тех, кто выдвигал конкретные обвинения в ереси, и тех, кто указывал на подозреваемых в ереси. Разница между этими двумя видами доноса заключалась в том, что первые были обязаны доказать обвинение, в противном случае им угрожало как лжесвидетелям наказание; вторым это не угрожало, ибо они, выполняя свой долг правоверных сынов церкви, сообщали всего лишь свои подозрения, не вдаваясь в их оценку. О последнем заботилась инквизиция, решая, заводить ли дело на основе таких подозрений или оставить их временно без последствий. Поощряемые инквизиторами доносчики составляли списки из сотен и тысяч обвиняемых. Трибуналы инквизиции привлекали к ответственности далеко не всех из них, а лишь то количество, с которым могла справиться их техника пыток и казней, а также соответствующее пропускной способности тюрем. Известно, например, что некто Труа-Эшель в 1576 г. заявил инквизиции, что он может сообщить ей имена 300 тыс. колдунов и ведьм. Полностью использовать благочестивое рвение доносчика инквизиция не смогла.


Следствие

Благодаря тому, что колдовство было настолько серьезным, настолько и трудно доказуемым, в 1468г. оно было объявлено crimen excepta, чрезвычайным преступлением, предусматривавшим чрезвычайные меры судопроизводства и пресечения.
Любого слуха было достаточно для возбуждения дела. Теоретически это означало показания нескольких достойных людей, на практике же это были сплетни или наговоры сделанные под пыткой. Обвиняемый считается виновным до тех пор, пока он не докажет своей невиновности. Имена доносчиков и свидетелей от него скрывались. В 1254 году папа Иннокентий IV даровал обвинителям анонимность. Судебное заседание было тайным.

Перед началом следствия обвиняемому предлагали составить список его личных врагов, которые могли бы из соображений мести дать против него ложные показания. Если среди названных имен значилось имя доносчика или свидетеля, то их показания теряли силу. Но со временем право отвода было обставлено столькими рогатками, что воспользоваться им обвиняемому практически не представлялось возможности.
Во внимание принимались только показания, неблагоприятные для обвиняемых. Все свидетели были по существу свидетелями обвинения. Свидетельствующего в пользу обвиняемого могли обвинить в потворстве и сочувствии ереси или признать сообщником. Не принималась во внимание прежняя хорошая репутация как гражданина или христианина. Личности, которым запрещалось выступать в других делах, допускались к участию в следствии против еретиков: это были осужденные за лжесвидетельство, личности, лишенные всяких прав, малолетние дети, отлученные (в том числе осужденные за еретичество). В случае отказа доносчика в пользу обвиняемого от своих показаний, то его наказывали за лжесвидетельство, однако его заявление оставалось в силе. Тем не менее, согласно утверждениям инквизитора Николаса Эймерика (1360 г.), если в отказе содержались какие-либо дополнительные свидетельства, изобличавшие обвиняемого, то суд мог принять в качестве свидетельства и их.

Обвиняемому не разрешалось держать никаких советов. Очень редко, если инквизиторы заседали в епископальном суде, ему разрешали пользоваться услугами адвоката, назначаемого судом, но адвокату приходилось опасаться, ибо за слишком хорошую защиту обвиняемого его также могли обвинить в покровительстве еретику. В конце концов в XVII веке устранили даже подобную видимость защиты. Решение судов по делам ереси и ведовства были безапелляционны, на них не могли приноситься жалобы в вышестоящие инстанции.

Таким образом, если уж человек был обвинен инквизицией, то это означало, что жертва становилась на дорожку, неизбежно ведущую ее к верной смерти. Как писал Герман Лоэр, судебный чиновник из Рейнбаха, ок.1650г.: "Попасть в руки судьи по делам ведьм означает, что обвиняемому придется бороться за свою жизнь со львами, медведями и волками, не имея никакой защиты, поскольку он лишен любого оружия".

Целью следствия было не проверка доноса, а добыча признания обвиняемого в инкримируемом ему преступлении, его раскаяние и примирение с церковью. Признание обвиняемого считалось необходимым основанием для казни, даже при наличии любых других показаний и доказательств. Кроме того, каждый подсудимый должен был придумать или назвать имена сообщников или тех, кого он также подозревает в ереси, часто имена "сообщников" подсказывались ему судьями или палачами. Это было необходимо, чтобы обеспечить постоянный приток подозреваемых, чтобы суды могли продолжать функционировать и приносить доход. Поэтому обвиняемого обрабатывали до тех пор, пока не получали желаемых результатов, либо пока он не умирал под пытками.

Современник и противник "охоты на ведьм" Фридрих фон Шпее сообщает: "Если ведьма делает признание под воздействием боли, она не только не может помочь себе, но вынуждена обвинять и других, которых она даже не знает, чьи имена вложены ей в уста следователями, либо сообщены палачами, либо она сама слышала о них как о подозреваемых и обвиняемых. Те же в свою очередь вынуждены были обвинить других, те - еще кого-то и так все это продолжается. Теперь, во имя Господа, я хотел бы знать: если та, что призналась, и та, что не призналась, в равной степени обречены на смерть, то кто же, будь он хоть трижды невиновен, сможет избежать наказания?"
"Если обвиняемая вела дурной образ жизни, то, разумеется, это доказательство ее связи с дьяволом; если же она была благочестива и вела себя примерно, то ясно, что она притворялась, дабы своим благочестием отвлечь от себя подозрение в связи с дьяволом и в ночных путешествиях на шабаш. Затем, как она держит себя на допросе. Если она обнаруживает страх, то ясно, что она виновна: совесть ее выдает. Если же она, уверенная в своей невиновности, держит себя спокойно, то нет сомнений, что она виновна, ибо, по мнению судей, ведьмам свойственно лгать с наглым спокойствием. Если она защищается и оправдывается против возводимых на нее обвинений, это тоже свидетельствует о ее виновности; если же в страхе и отчаянии от чудовищности возводимых на нее поклепов она падает духом и молчит, это уже прямое доказательство ее преступности... Если несчастная женщина на пытке от нестерпимых мук дико вращает глазами, для судей это значит, что она ищет глазами своего дьявола; если же она с неподвижными глазами остается напряженной, это значит, что она ищет своего дьявола и смотрит на него, Если она находит в себе силу переносить ужасы пытки, это значит, что дьявол ее поддерживает и что ее необходимо терзать еще сильней. Если она не выдерживает и под пыткой испускает дух, это значит, что дьявол ее умертвил, дабы она не сделала признаний и не открыла тайны". (он же)


Допрос

Инквизитор тщательно готовился к допросу арестованного. Он предварительно знакомился с его биографией, выискивал в ней места, ухватившись за которые он мог бы сломить свою жертву, заставить ее беспрекословно повиноваться своей воле.
При допросе инквизитор избегал выдвигать конкретные обвинения, ибо не без основания опасался, что его жертва будет готова дать любые требуемые от нее показания, чтобы поскорей избавиться от своего мучителя. Инквизитор задавал десятки самых разнообразных и часто не имеющих к делу никакого отношения вопросов с целью сбить с толку допрашиваемого, заставить его впасть в противоречия, наговорить с перепугу нелепостей, признать за собой мелкие грехи и пороки. Достаточно было инквизитору добиться признания в богохульстве, несоблюдении того или другого церковного обряда или нарушении супружеской верности, как, раздувая эти не столь тяжелые проступки, он вынуждал свою жертву признать и другие, уже более опасные и чреватые для нее серьезными последствиями "прегрешения".
Умение вести допрос, т.е. добиться признания у обвиняемого, считалось главным достоинством инквизитора. Инквизиторы, перед которыми во время допросов всегда лежала Библия, обращались к жертвам, не повышая голоса, не подвергая оскорблениям; палачи призывали свои жертвы к покаянию, смирению, благоразумию, примирению с церковью, обещая взамен всепрощение и вечное спасение.

Однако такой тонкий подход применялся только на показательных процессах над известными людьми, такими, как Ян Гус или Жанна Д'Арк. По мере усиления охоты на ведьм в Германии, Италии и Франции между 1500 и 1700 гг. все суды следовали установленному образцу и судопроизводство стало напоминать конвейер. В протоколах часто содержатся только пронумерованные ответы, а вопросы опущены, т.к. они были заранее заготовлены и стандартны. Примером такого "вопросника" может служить инструкция, которая включена в состав Баденского судебного уложения 1588г.:

Первоначально рекомендовалось добиться от подсудимой признания, что она слышала о ведовстве.

Далее следует задать ей такие вопросы:
· "Не делала ли она сама каких-либо таких штучек, хотя бы самых пустячных, не лишала ли, например, коров молока, не напускала ли гусениц или тумана и тому подобное?
· У кого и при каких обстоятельствах удалось ей этому выучиться?
· С какого времени и как долго она этим занималась и к каким прибегает средствам?
· Как обстоит дело насчет союза с нечистым?
· Было ли тут простое общение, или оно скреплено клятвой?
· И как эта клятва звучала?
· Отреклась ли она от бога и в каких словах?
· В чьем присутствии и с какими церемониями, на каком месте, в какое время и с подписью или без оной?
· Получил ли от нее нечистый письменное обязательство?
· Писано оно кровью - чьей кровью - или чернилами?
· Когда он к ней явился?
· Пожелал ли он брака или простого распутства?
· Как он звался?
· Как он был одет и особенно какие у него были ноги?
· Не заметила ли она в нем каких-либо особых чертовских примет?"

После этого следовал ряд вопросов, призванных выяснить самые малейшие детали "семейной жизни" с дьяволом.

Далее шли вопросы о вреде, принесенном подсудимой:
· "Вредила ли она в силу своей клятвы людям и кому именно?
· Ядом? Прикосновением, заклятиями, мазями?
· Сколько она извела до смерти мужчин, женщин, детей?
· Сколько она лишь испортила?
· Сколько беременных женщин?
· Сколько скотины?
· Сколько напустила туманов и подобных вещей?
· Как собственно она это делала и что для этого пускала в ход?"

Другие вопросы делились на большие группы и касались способов полета на шабаш, присутствии там известных подсудимой людей, методов превращении ведьм в животных, церемоний на свадьбе с дьяволом, поедания малых детей, рецептов приготовления волшебной мази, добывания и подкидывания уродов в колыбели и многого другого, подобного уже перечисленному выше.

Этот подробнейший и детально разработанный вопросник собственно содержал уже и готовые ответы. Не стоит поэтому удивляться, что тысячи невинных людей, попадая под обстрел такого рода вопросами, подразумевавшими изначальную виновность жертвы, были преданы смертной казни. Очень часто этими жертвами были люди бедные и невежественные, которых ничего не стоило запугать судьям, расспрашивавшим их в мрачных судебных казематах. Запуганная жертва могла даже и не понять вопроса, а могла и просто попасть в словесную ловушку. Шансов избежать подобной участи практически не было.

На будничных допросах ведьм не было и намека сдержанности или даже лицемерного такта. Интонация их, по свидетельству Германа Лоэра была такова: "Ты ведьма, вероотступница, собака безгласая! Признайся в грехе колдовства! Раскрой имена своих сообщн иков! Ты, грязная потаскуха, дьявольская распутница, ты, немая гадина! Говори и признавайся во имя Господа! Проглоти освященную соль! Выпей святой воды! Расскажи, кто научил тебя колдовству и кого ты видела и признала на шабашах ведьм. Тогда тебя не будут больше мучить, но подарят вечную жизнь..."

"Даже отказ говорить считался преступлением и наказывался сожжением. Человек, обвиненный в колдовстве и отказавшийся отвечать на обвинение, был виновен в неуважении к органам власти и, следовательно, обречен на казнь, не по первоначальному обвинению в колдовстве, а по дополнительному - в запирательстве. Такая уловка позволяла обходить закон, по которому обвиняемый, утверждавший свою невиновность несмотря на пытки, должен был быть оправдан. Демонологи объясняли молчание не силой характера, а дьявольскими чарами и талисманами. "Нелепо верить в то, что заключенный выдерживает пытку, потому что он стоек и мужественен. Его стойкость доказывает, что он колдун и поддерживается заклинанием или талисманом." - заявляет Сьер ле Буве в своем "Manieres admirables".


Содержание подследственных.

У инквизиторов было множество "гуманных" средств для того, чтобы сломить волю своей жертвы. В определенном смысле заключение в тюрьму уже являлось пыткой. Тюрьма XV-XVI вв. - это зловонная темница, в которой многие умирали от заболеваний. Они могли держать узника годами в тюрьме без следствия и суда, создавая у него впечатление, что он заживо погребен. Инквизиторы не дорожили временем, они могли ждать. За заключенным строго следили, чтобы не допустить самоубийства. Они могли поместить свою жертву, как это делали в Венеции, в камеру с подвижными стенами, которые ежедневно сближались на вершок, угрожая неминуемо раздавить узника, или в камеру, которую постепенно заливала вода. Профессор Иоганн Мейфарт на основании собственного опыта писал в 1635г., что "заключенных кормят только пересоленной едой и все их питье смешивается с селедочным рассолом, и им не дают ни глотка чистого вина, пива или воды, что поддерживает в них состояние постоянной жажды... Но подобная жестокая, неистовая, испепеляющая жажда не считается инквизиторами пыткой". Узника могли морить голодом, мучить его жаждой, держать в сыром, темном и зловонном подземелье, где крысы и насекомые превращали жизнь его в сущий ад.

Для убеждения обвиняемого дать требуемые от него показания к нему в камеру подсаживались специально натренированные для этого провокаторы, которые, прикидываясь единомышленниками и доброжелателями обвиняемого, стремились или заполучить против него новые улики, или убедить его сознаться. Если это не давало результатов, то с этой же целью использовали жену и детей, слезы и убеждения которых могли сделать жертву более сговорчивой. Могли симулировать суд в надежде, что после вынесения ложного смертного приговора жертва в порыве отчаяния "заговорит". После угроз прибегали к ласкам. Заключенного выводили из его смрадной тюрьмы и помещали в удобной комнате, где его хорошо кормили и где с ним обращались с видимой добротой в расчете, что его решимость ослабнет, колеблясь между надеждой и отчаянием.


Поиск "дьявольских отметок"

При заключении в тюрьму обвиняемого в колдовстве публично раздевали догола и тщательно осматривали на предмет отметки дьявола, за которую могли принять любое нарушение пигментации кожи: бородавки, родинки, мозоли, рубцы, причем особо тщательно обследовались половые органы и задний проход. Кроме отметок искали амулеты с заклинаниями против боли, которые могли быть в любом отверстии тела или в волосах. Чтобы облегчить поиски отметок и амулетов все волосы на голове и теле сбривались.

"Раздевание проводится безо всякого уважения к чести и достоинству людей; - свидетельствует Филипп Лимбох (1695г.), - раздевают не только мужчин, но и женщин, и девственниц, большинство из которых добродетельны и целомудренны. И их заставляют не только раздеться до нижней сорочки, но снять и ее и обнажить половые органы". Можно представить, какой сильнейший эмоциональный шок от этого публичного раздевания и обследования под насмешками злорадной толпы наступал у женщин, воспитанных в целомудрии и стыдливости. Это была настоящая моральная пытка, часть системы направленной на то чтобы сломить обвиняемого. Часто во время раздевания женщину насиловали, как это произошло с фрау Пеллер во время суда над ней в Рейнбахе в 1631г.

Дьявольские отметки были, по общему мнению, нечувствительны: если в них втыкали длинную булавку, боль не должна была ощущаться, а кровь - сочиться. Поэтому, если отметка не обнаруживалась сразу же, начиналось исследование тела с помощью булавки.


Применение пыток

Все эти многочисленные средства "гуманного" воздействия приносили свой результат, почти все узники инквизиции кончали тем, что признавали не только действительные, но и вымышленные преступления против веры.
Но инквизиторам требовались, кроме признания, еще и выдача соучастников и, наконец, отречение от "греховных заблуждений" и примирение с церковью. А все это давалось с еще большим трудом, чем признание.
Когда инквизиторы приходили к заключению, что уговорами, угрозами, хитростью невозможно сломить обвиняемого, они прибегали к насилию, к пыткам, исходя из посылки, что физические муки просвещают разум значительно эффективнее, чем муки моральные.

В принципе разрешенная как самая крайняя мера, пытка на самом деле использовалась регулярно и могла быть применена к любому свидетелю. Она была санкционирована в 1257 году папой Иннокентием IV в его булле "Ad extirpanda". Впоследствии многие папы подтверждали этот документ. Пытки были запрещены в 1816г. папой Пием VII. Гражданские власти также применяли пытки, однако инквизиторы расширили и систематизировали их. Пытка считалась необходимостью, иначе ведьм, которым помогает дьявол, не принудишь к признанию. Даже, если обвиняемый признавался без пытки, он все равно должен был повторить свое признание под пыткой, ибо допускалось, что он мог специально признаться, чтобы избежать пытки и его показания ненадежны. Пыткам подвергался любой обвиняемый, отказавшийся от признания. После этого он, как правило, почти всегда говорил нужные слова.

Доводы скептиков, что пытками можно вырвать признание у любого невинного, отвергались еще более неожиданным аргументом. Демонологи вроде Дельрио разъясняли, что господь по своей неизмеримой благости никогда не допустит, чтобы при искоренении бесовских слуг пострадали невинные. На основе такой логики каждый арестованный уже самим фактом ареста превращался в виновного. Это убеждение подкреплялось тем обстоятельством, что, как правило, никто не выходил из застенков живым. А во время самих пыток любое поведение жертвы считалось признаком вины, тем более что подразумевалось незримое присутствие при допросе Сатаны.

Первая стадия пыток начиналась с угроз и продолжалась введением жертвы в комнату пыток, чтобы та могла увидеть, что ей предстояло вытерпеть. На этой стадии вызывания ужаса палач объяснял использование каждого инструмента и характер вызываемой им боли. И осуществлялась предварительная пытка, не слишком жестокая, если так можно выразиться. Предварительной пытке уделялось настолько незначительное значение, что ее не брали во внимание и констатировали: "Заключенный признался без пытки".

Если этого было недостаточно, т.е. обвиняемый, несмотря на угрозы и обещания дарования жизни, продолжают упорствовать, не "признавался" или отказывался указать сообщников, то "спокойно и сдержанно, - как изъясняется палач-методист Сьер ле Буве, - подвергают его пытке, пока заключенный не сможет больше терпеть". "Во время пыток ему задаются вопросы касательно тех проступков, за которые его пытают. Вначале задают вопросы, затрагивающие более мелкие проступки", - поучает далее "Молот ведьм". "Судья не должен обращать внимания на крики и вопли: проявляя слишком большую жалость, он теряет возможность выявить правду", - снова предупреждает Буве. Обычно применяли пытки на основе дыбы. Руки жертвы связывали за спиной веревкой, пропущенной через прикрепленный к потолку шкив. С помощью этого приспособления жертву поднимали над полом. Под воздействием веса тела руки выворачивались назад, что само по себе было небезболезненно. Однако пытка только начиналась. Чтобы вывернуть плечевой сустав к ногам подвешивали груз. Затем палач и его подручные начинали развлекаться, кто как мог. С помощью тисков расплющивали пальцы, терзали раскаленными щипцами или, если не хватало воображения, просто секли. Никто, разумеется не ограничивал садистскую фантазию судей и палачей. Не удовлетворяясь стандартными методами, многие живодеры применяли специальные пытки, свои любимые.

Закон разрешал применять пытку только один раз и повторять ее если представлялось новое подтверждение вины. Но отцы-инквизиторы, истязая человека в свое удовольствие, сколько им было угодно, приводили в свое оправдание тот резон, что они пытку вовсе не повторяют, а продолжают. Закон же вовсе не указывал в точности, сколько времени должна продолжаться пытка, то есть, так сказать, один ее сеанс, а потому можно было продолжать ее неделями, месяцами. Если же по временам пытаемому давался "отдых", то это служило лишь доказательством милосердия судей. Напомню, что эти промежутки отдыха несчастный проводил в таких ужасных подземных норах, что содержание в них служило не отдыхом, а прямым продолжением пытки и, в сущности, имело целью окончательно подорвать и нравственные, и физические силы заключенного.

Если обвиняемый заявлял, что он болен, его лечили, например, вливанием кипятка в подмышечные впадины, это восстанавливало здоровье столь быстро, "что казалось чудом". Если заключенный терял сознание, его обливали водой или вливали в ноздри уксус. Наготове были врачи, чтобы прекратить пытку, если жертва была близка к смерти.

Если и это не сломало обвиняемого, прибегали к чрезвычайной пытке. Палач подтягивал жертву под самый потолок и отпускал веревку, и та летела вниз, резко останавливаясь за несколько футов до пола. От этого толчка кости ломались, суставы вывихивались, нервные волокна рвались. Применение данной пытки более трех раз обычно приводило к смерти, могли оторваться руки.

Можно только поражаться силе духа некоторых подсудимых, подвергавшихся страшным мучениям. В 1630г. некую Барбару Шварц подвергли пытке 8 раз и, не добившись признания, бросили на 3 года в бамбергскую тюрьму. В Нордлингене в 1591г. одну девушку пытали 22 раза. В другом случае протокол зафиксировал, что пытку возобновляли 53 раза!


Признание

Как только обвиняемый признавался виновным, писарь составлял relatio, что-то вроде официального меморандума или сообщения для печати, включающего признание жертвы, написанное от первого лица, как будто продиктованное им самим, даже если обвиняемый односложно отвечал на заготовленные вопросы или кивал головой, возможно, находясь под пыткой.

Вынужденный признаться под пыткой, обвиняемый, памятуя о пыточной палате, должен был повторить свое признание "добровольно и непринужденно, без давления или страха", о чем и записывалось в судебный протокол.

Признавшийся не мог отказаться от своих показаний вследствие нескольких практических причин. Если они отрекались во время судебной процедуры, они немедленно возвращались в комнату пыток. Если они отрицали свое признание на пути к месту казни, им не предоставлялась "милость" в виде удушения, и они сжигались живьем. Иоганн Мейфарт передает слова палача своей жертве, у которой только что вырвал признание: "Теперь ты сделала свои признания. Ты будешь снова их отрицать? Скажи мне это сейчас, когда я еще рядом с тобой, и снова подвешу тебя. И если ты отречешься завтра или послезавтра или перед судом, то снова попадешь ко мне в руки, и тогда узнаешь, что я только забавлялся с тобой. Я буду мучить и пытать тебя так, что даже камень заплачет от жалости".


Секретность

Инквизиция стремилась окутать покровом тайны все свои преступления. Ее сотрудники давали строжайший обет соблюдать ее секреты. Того же требовали и от жертв. Если примиренный с церковью и отбывший свое наказание грешник, обретя свободу, начинал утверждать, что раскаяние было получено от него путем насилия, пыток и тому подобными средствами, то его могли объявить еретиком-рецидивистом и на этом основании отлучить от церкви и сжечь на костре.

Стремление инквизиторов держать в тайне все относящееся к их деятельности было вызвано отнюдь не только опасением, что раскрытие их кровавых деяний может повредить им или нанести вред авторитету церкви. Этого они меньше всего боялись. Ведь свои преступления они рассматривали как "святое дело", санкционированное самим наместником бога на земле и светскими властями и гордились своим инквизиторским званием. Держали же они свою деятельность под плотным покровом тайны главным образом потому, что опасались, как бы раскрытие их методов не ослабило их действенности, как бы этим не воспользовались еретики для сопротивления "священному" судилищу, для сокрытия следов, для совершенствования своих "подпольных" организаций. Ведь чем меньше знал еретик о деятельности инквизиции, тем больший он испытывал страх за свою судьбу, тем легче было его выявить, поймать, заставить признать свою "вину" и "примириться" с церковью.


Доходность

Все издержки судов оплачивались из имущества осужденных, или родственниками, или, в тех случаях, когда жертва не имела денег, землевладельцем или жителями города. Независимо от того, были обвиняемые казнены или нет, их собственность конфисковалась. В связи с тем, что конфискация была делом обычным, о ней редко говорится особо.

Охота на ведьм самоокупалась и стала основным занятием для множества людей, наживавшихся на сбережениях осужденных. Доход распределялся между священниками, судьями, врачами, писцами, помощниками в суде, палачами, охранниками, посыльными - вплоть до рабочих, рубивших лес для сожжения и сооружавших эшафоты. Косвенную прибыль получали содержатели гостинец и таверн от толпы, собиравшейся наблюдать за казнями. Получали свое и светские власти. Так формировалась материальная заинтересованность. Иногда добыча делилась между епископом и светским правителем; иногда все захватывал местный инквизитор, даже не всегда посылая долю чиновникам инквизиции в Рим.

Составлялась подробная смета расходов. Жертвы платили жалованье и чаевые судьям, судебным чиновникам, палачам, врачам, священникам, писарям, стражникам, обслуживающему персоналу... Предусматривались даже такие статьи, как "На развлечения и банкет для судей, священников и адвоката". Каждое судебное заседание завершалось банкетом, оплачиваемым за счет осужденного, для судьи, капеллана, судебных чиновников и других участвующих лиц.

Необходимость поддерживать жизнедеятельность системы, кормившей такое большое количество людей, являлось основной причиной той последовательности, с которой ведьмы подвергались пыткам до признания вины и обличения сообщников.

"Жалкие существа принуждаются суровостью пыток признаться в вещах, которые они никогда не совершали; так жестокие мясники истребляют невинные жизни, а новые алхимики чеканят золото и серебро из человеческой крови", - писал Отец Корнелиус Лоос (1546-1595), теолог, первым поднявший голос в Германии против охоты на ведьм, за что был подвергнут пытке и сослан.

Иоганн Лиден, каноник трирского собора, прямо указывает на зависимость интенсивности охоты от ее доходности: "Хотя пламя все еще требовало новых жертв, население впало в нищету и были введены ограничения стоимости расследований и доходов инквизиторов, и, неожиданно, как будто их боевой пыл вдруг иссяк, жажда преследований сошла на нет".


Наказания

Чтобы спастись, подсудимый должен был сперва признать себя виновным в предъявляемом ему обвинении, затем выдать подлинных или воображаемых сообщников, и только тогда ему разрешали отречься от ереси и примириться с церковью. Если все это он проделывал охотно и со рвением, то мог отделаться сравнительно легким наказанием; если же инквизиторам удавалось его сломить только после длительной "обработки", то его ждала более суровая кара.

К каким же наказаниям присуждал своих "подопечных" трибунал инквизиции? В первую очередь к епитимиям - от "легких" до "унизительных" (confusibles), затем к тюремному заключению, обычному или строгому, к галерам и, наконец, к отлучению от церкви и передаче осужденного светским властям для сожжения на костре. Почти всегда эти виды наказаний сопровождались бичеванием осужденных и конфискацией их имущества. Чаще всего такие процессы возбуждались с единственной целью завладеть имуществом жертвы, ибо инквизиция проявляла не меньший, а часто даже больший интерес к состоянию своих жертв, чем к "спасению их душ".

Другой чертой инквизиционного суда было то, что, кроме осужденного, несли наказание и его дети и потомки, иногда вплоть до третьего поколения, которые лишались не только наследства, но и гражданских прав.

Обычные епитимии, накладываемые инквизицией, - чтение молитв, посещение храмов, посты, строгое исполнение церковных обрядов, хождение по "святым" местам, пожертвования на благотворительные дела - отличались от такого же рода наказаний, накладывавшихся исповедниками, тем, что инквизиция применяла их к своим жертвам в "лошадиных" дозах. Строгое соблюдение церковных обрядов, чтение молитв (иногда предписывалось повторять в присутствии свидетелей десятки раз в день одни и те же молитвы), изнурительные посты, пожертвования на богоугодные дела, многократное посещение различных "святых" мест (все эти наказания накладывались к тому же на одно и то же лицо) превращались в тяжелую обузу, длившуюся иногда годами. При этом малейшее несоблюдение епитимий грозило новым арестом и еще более суровыми наказаниями. Такие епитимии превращались в подлинные "подвиги благочестия" и не только морально терзали наказуемого, но и приводили его и его семью к полному разорению.

В случае "унизительных" наказаний ко всем перечисленным выше епитимиям прибавлялись еще следующие наказания - ношение позорящих знаков, введенных впервые св.Домиником в 1208г. и "усовершенствованных" позднейшими инквизиторами, в виде больших холщовых нашивок шафранового цвета, имевших форму креста. В Испании на осужденного надевали желтую рубашку без рукавов с нашитыми на ней изображениями чертей и огненных языков из красной материи; на голову его напяливали шутовской колпак. Позорящие нашивки осужденный должен был носить дома, на улице и на работе, чаще всего всю жизнь, заменяя их новыми, если они приходили в ветхость. Обладатель таких нашивок был объектом постоянных издевательств со стороны обывателей, хотя соборы лицемерно призывали верующих относиться к носителям позорных знаков с "кротостью и сожалением". Таким образом, ношение креста, этой священной эмблемы христианства, превратилось в одно из самых тяжких наказаний.

В числе "показательных" наказаний, которым подвергались жертвы инквизиции, фигурировало публичное бичевание. Осужденного, обнаженного по пояс, бичевал священник при всем честном народе в церкви во время богослужения; его бичевали во время религиозных процессий. Весьма часто осужденный подвергался таким экзекуциям в течение всей своей жизни. Снять с него такого рода епитимию, впрочем, как и другие, мог только один человек, тот же, кто и присудил его к этому наказанию, - инквизитор, и он делал это на определенных условиях.

Следующим наказанием была тюрьма, причем пожизненное тюремное заключение считалось проявлением высшей степени милосердия. Тюремное заключение было трех видов: каторжная тюрьма (murus strictissimus), когда заключенного содержали в одиночной камере в ручных и ножных кандалах; строгое тюремное заключение (murus strictus durus arctus), когда осужденный содержался в одиночной камере в ножных кандалах, иногда прикованный к стене; простое тюремное заключение, при котором заключенные содержались в общих камерах без кандалов. Во всех случаях заключенные получали в качестве еды только хлеб и воду. Постелью им служила охапка соломы. Узникам запрещались контакты с внешним миром.


Аутодафе

Инквизиторы предпочитали, чтобы грязную работу за них выполняла гражданская власть, чтобы превратить ее в соучастника своих преступлений и создать видимость, что сама церковь не убивала никого, не проливала крови. Осудив, например, еретика, она формулировала приговор в примерно так: обвиняемый признавался еретиком нераскаянным и в качестве такового передавался в руки светской власти, "дабы с ним было поступлено по закону". Вот и все, в приговоре насчет казни не делалось и отдаленного намека. Напротив, обычно рекомендовалось проявить милосердие. Но светские власти, приняв от инквизиции такого нераскаянного еретика, очень хорошо знали, что надо с ним делать, и что милосердие с их стороны будет рассматриваться как показатель их собственной еретичности. Когда сенат Венеции в 1521г. отказался санкционировать инквизиторские казни в Брешии, папа Лев X обнародовал буллу, проклинающую их "властью церкви и другими соответствующими законодательными мерами".

Казнь обычно назначалась на праздничный день и считалась публичным зрелищем. Накануне город украшали флагами, гирляндами цветов, балконы украшали коврами. На центральной площади воздвигался помост, на котором возводили алтарь под красным балдахином и ложи для короля или местного правителя и других светских, в том числе военных и церковных, нотаблей. Присутствие женщин и детей приветствовалось. Так как аутодафе длилось иногда весь день, то у помоста строились общественные уборные, которыми могли воспользоваться в случае нужды почетные гости.

В этот день звонили церковные колокола, иногда обернутые в мокрую ткань, чтобы сделать звон более печальным, хор школьников пел псалмы и гимны. Население призывалось присутствовать на ней. Уклонение от такого приглашения, как и проявления симпатий или жалости к казнимому, могло навлечь подозрение в ереси. Учащиеся получали каникулы с тем, чтобы стать свидетелями гибели вероотступников, приветствовалось присутствие среди зрителей детей.

Костру предшествовало аутодафе, устраиваемое на празднично убранной центральной площади города, где в присутствии церковных и светских властей и народа совершалось торжественное богослужение и траурная месса, за ней следовала грозная проповедь инквизитора, которая кончалась оглашением приговоров. Приговоры зачитывались по-латыни, заключенные с трудом улавливали их смысл, были они длиннющими, начинались цитатами из Библии и произведений отцов церкви, читались медленно. Если осужденных было много, то на оглашение приговоров иногда уходило несколько часов. Иногда до последнего момента от осужденных скрывали их приговор. Стоя на коленях осужденный выслушивал решение суда и должен был признать его справедливость. В противном случае его либо возвращали в тюрьму, для дальнейших пыток, либо сжигали живьем. Аутодафе венчалось экзекуциями: одних осужденных облекали в санбенито и шутовские колпаки, других стегали плетьми, третьих стражники и монахи волокли на "жаровню".


Костер

"Жаровня" представляла собой эшафот со столбом в центре, к которому привязывали осужденного и обкладывали заранее завезенными дровами и хворостом.

Перед сожжением еретиков и ведьм по договоренности сначала душили с помощью гарроты (веревочная петля с палкой) или повешения. Этот акт милосердия применялся, чтобы осужденные не отрекались от своих признаний и "добровольно" подтвердили их. Однако, если обвиняемые упорствовали и явно не раскаивались или перед казнью делали то, что не входило в планы инквизиции - проповедовали, сыпали проклятиями, кричали о своей невиновности - их сжигали живьем. (А в Италии и Испании сжигали только живьем). Это заставляло большинство осужденных сохранять молчание, чтобы избежать ужасной смерти на костре.

Для особо злостных, в глазах инквизиции, осужденных костер разводили из сырого дерева, чтобы продлить казнь. Сырое дерево вместо сухого хвороста замедляло горение и делало смерть более длительной и болезненной. Некоторые, наполовину сожженные, выбирались из огня, и их снова бросали туда, пока они не сгорали совсем. А до сожжения им могло быть предписано дополнительное наказание в виде отсечения рук, ног, дробления костей, вырывания кусков плоти раскаленными щипцами.

Сопровождавшие на костер упорствующих еретиков монахи и "родственники" пытались в эту последнюю минуту вырвать у своих жертв отречение. О желании раскаяться такой осужденный мог дать знать только знаком, так как, опасаясь, что он будет агитировать перед народом в пользу ереси, его часто вели на казнь с кляпом во рту.

Когда зажигался костер, особо уважаемым прихожанам предоставлялось почетное право подбрасывать в огонь хворост, чем они приумножали перед церковью свои добродетели. Если осужденный на костер умирал до казни, то сжигали его труп. Сожжению подвергались и останки тех, кто был посмертно осужден. В испанской и португальской инквизиции было принято сжигать на костре куклы, изображавшие осужденных (казнь in efigie).


Наказание детей
Дети младше 14 лет могли получить более легкий приговор. Иоганнес Потт (1689) упоминает о 9-летней девочке из Ринтела, которую обвинили в сношениях с дьяволом; она была только подвергнута порке, одновременно наблюдая за сожжением своей бабушки. В Утрехте 1 августа 1595 г. Фолькер Дирксен и его дочь после жестокой пытки признались в том, что были волкодлаками и убивали скот. Три его сына от 8 до 14 лет, были приговорены наблюдать за их сожжением, после чего их должны были сечь до тех пор, пока не хлынет кровь. Но потом Никола Реми по этому случаю высказывал сожаление, что не приговорил этих детей к сожжению. Как заявлял Сэр Джордж Макензи, королевский юрист: "Все зависит от нашей прихоти". И примеров казней совсем маленьких детей полным-полно.


Постоянные трибуналы
Там, где инквизиция находила благодатную почву для своей деятельности, она основывала постоянно действующие трибуналы. И, как говорит Иоганн Лиден, "едва ли суровая чума или самый безжалостный захватчик смогли бы подвергнуть такому разрушительному воздействию территорию, как инквизиция и преследования, не знавшие границ..."


Небольшая хрестоматия
Ниже приведены некоторые свидетельства очевидцев. Кое-что из них уже использовалось в этой статье.

"Что же касается ведьм, которые, как ваша милость думает, давным-давно канули в Лету, то они снова появились, и никакими словами нельзя это описать. Горе и несчастье всем нам! В городе их уже почти 400 обоих полов, высокого и низкого происхождения и даже из духовенства. Их обвиняют так сильно, что могут арестовать в любую минуту. Здесь, очевидно, и многие люди Его милости, князь-епископа, которые должны быть казнены: клирики, советники и врачи, должностные лица города, судебные исполнители, некоторых из которых Ваша светлость знает. Студенты права были арестованы. Мой господин, из более чем сорока студентов князь-епископа, которые должны были вскоре стать священниками, тринадцать или четырнадцать объявлены колдунами. Несколько дней назад был арестован декан, двое других, которым были предъявлены обвинения, бежали. Нотариус нашей кафедральной консистории (церковного суда), очень образованный человек, вчера был арестован и подвергнут пытке. Одним словом, вовлечена, наверное, третья часть города. Самые богатые, самые привлекательные, наиболее известные из духовенства уже казнены. Неделю назад была сожжена девушка девятнадцати лет, о которой говорили, что она была самой прекрасной во всем городе и считалась девушкой исключительной порядочности и чистоты. Через семь или восемь дней за ней последуют другие, лучшие и более привлекательные. Такие люди идут в пламя, надев чистую одежду и не испытывая страха.
Итак, за отречение от Господа и посещение шабаша сожжены многие, против кого никто не мог сказать дурного слова.
Напоследок скажу о 300 детях, трех и четырех лет, которые говорят, что имели связь с дьяволом. Я видел семилеток, отправлявшихся на смерть, и храбрых маленьких школьников десяти, двенадцати, четырнадцати и пятнадцати лет от роду. Из благородства я не могу и не должен писать более об этих страданиях. Существуют еще личности более высокого положения, которых вы знаете и которыми восхищаетесь, и едва ли поверите в правдивость происходящего с ними. Но суду виднее".
Это письмо, описывающее Вюрцбург в августе 1629г. было написано канцлером архиепископа Вюрцбурга своему неизвестному другу.

А вот выдержка из письма Дурена, священника из Альфтера, около Бонна (официальной резиденции кельнского архиепископа), к графу Вернеру фон Сальму:
"Жертвами погребальных костров в основном становились мужчины. Кажется, вовлечено полгорода: профессора, студенты, изучавшие право, пасторы, каноники, викарии и монахи уже арестованы и сожжены. Семьдесят семинаристов готовились принять сан у его преосвященства; один из них, одаренный музыкант, вчера был арестован, двух других искали, но им удалось бежать. Канцлер с супругой и жена его личного секретаря уже схвачены и казнены. На Рождество Пресвятой Богородицы (7 сентября) казнили воспитанницу князь-епископа, девятнадцатилетнюю девушку, известную своей набожностью и благочестием. Я видел обезглавленного и сожженного каноника Ротензаэ. Трех-четырехлетних детей объявляли любовниками дьявола. Сжигали студентов и мальчиков благородного происхождения от девяти до четырнадцати лет. В заключение скажу, что дела находятся в таком ужасном состоянии, что никто не знает, с кем можно говорить и сотрудничать".

Еще одно свидетельство каноника трирского собора Иоганна Лидена:
"Все настолько поверили, что продолжающийся в течение многих лет неурожай вызван ведьмами по наущению Дьявола, что вся страна поднялась, чтобы уничтожить ведьм. Это движение было поддержано многими церковными деятелями, которые искали богатство в пепле сожженных ведьм. Итак, от суда до суда, по городам и деревням всей епархии, стремительно передвигались специальные обвинители, инквизиторы, нотариусы, судьи, присяжные заседатели, констебли, тащившие на пытки и суд существа обоих полов н сжигавшие их в огромных количествах. Мало кто из обвиненных избегал наказания. Даже проживавшие в Трире администраторы не избежали этой участи. Так, были сожжены судья, два бургомистра, несколько советников и помощников судей. В этой катастрофе погибли каноники различных коллегиальных церквей, приходские священники, сельские дьяконы. Безумие людской злобы и судов, алчущих крови и добычи, распространилось так широко, что едва ли остался кто-либо, не затронутый подозрением в этом преступлении.
Тем временем нотариусы, переписчики и содержатели постоялых дворов богатели. Палач, разодетый в золото и серебро, ездил на породистой лошади как придворный вельможа, его жена соперничала богатством нарядов с дворянками. Дети осужденных и наказываемых высылались, их имущество конфисковывалось, пахари и виноградари терпели банкротство, вследствие чего снижалось производство продуктов. Едва ли суровая чума или самый безжалостный захватчик смогли бы подвергнуть такому разрушительному воздействию территорию Трира, как данная инквизиция и преследования, не знавшие границ. Было много оснований для сомнений, все ли обвиняемые были виновны. Подобные преследования продолжались несколько лет, и некоторые из судебных руководителей связали свои имена с множеством костров, на которых человеческие существа предавались огню.
Наконец, хотя пламя все еще требовало все новых жертв, население впало в нищету, были введены законы и усилены ограничения стоимости расследований и доходов инквизиторов, и, неожиданно, как будто их боевой пыл вдруг иссяк, жажда преследований сошла на нет".

Ниже приведены выдержки из списка жертв 29 отдельных массовых казней в Вюрцбурге, опубликованного Гаубером в "Bibliolheca Magica" (Лейпциг, 1738). Он датируется 16 февраля 1629г. и включает в себя имена 157 человек. В нем поровну мужчин и женщин, причем многие из них занимали высокое положение и были состоятельны. Есть в нем и дети, причем 13 из них моложе 12 лет.

Примерно в это время юный родственник князь-епископа был обезглавлен за колдовство. Мальчик был единственным наследником самого князь-епископа Эренберга, и, останься он в живых, он унаследовал бы значительное состояние. Случай описан неким советником-иезуитом, который, очевидно, является одним из виновников случившегося. Эрнест фон Эренберг был примерным студентом с великолепным будущим, но неожиданно оставил научные занятия, увлекся женщиной старше себя, начал пить и предаваться разгулу. Иезуиты изощренно допросили его и решили, что он был замешан во всех видах порока, включая частые посещения шабаша. Эрнеста обвинили, без его ведома осудили и приговорили. Однажды утром юношу разбудили и сказали, что сейчас он перейдет к лучшей жизни. Ни о чем не подозревая, он оказался в замке, в драпированной черным камере пыток. При виде всех ее ужасов Эрнест потерял сознание. Некоторые из судей были так тронуты, что просили князь-епископа смилостивиться над юношей, но Филипп Адольф (князь-епископ) подтвердил приказ о казни. Эрнест сопротивлялся палачу, и тот в схватке разрубил ему голову...

Еще несколько случаев:
В январе 1628г. в Вюрцбурге трое детей Анна Руаш (12 лет), Сибилла Лутц (11) и Мурчин (8 с половиной) признались в сношениях с инкубами. Сибилла и Анна были сожжены, а маленькая Мурчин передана родителям для исправления.
В октябре того же года был подвергнут допросу школьник по имени Иоганн Филипп Шук. После 46 ударов плетью он продолжал упорствовать, а еще после 77 полностью признался в посещении шабаша и назвал сообщников. Он был убит 9 ноября.
Другой школьник, 12 лет, после многочисленных ударов бичом сделал подобное признание и обвинил священников в посещении шабаша. Он был убит 10 ноября...

Компиляция: И.Р.Григулевич "Инквизиция", Р.Х.Роббинс "Энциклопедия колдовства и демонологии".

@темы: inquisitio, haeresis, doctrina