Упокой их, Господи... по частям.
Тихая снежная ночь. Такие ночи обычно полны тишины и видений из прошлого. И даже за высокими, призрачно холодными стенами монастыря нет от них спасения…
Молодой еще мужчина со стоном садится на кровати – осколки прошлого и в эту ночь нарушили его и так неспокойный сон, пожалуй, единственное место, где он еще умеет улыбаться. единственное место, где он, пожалуй, еще счастлив.
Слишком темно… Мужчина встает и выходит из кельи, бесшумно бредет по тихим, гулким коридорам – на улицу, к неверному лунному свету и обманчивой невинности пушистого снега. Там призраки отступают. Иногда.
читать дальше
- Кардинал Франческо ди Медичи, вам предъявлено обвинение… - сухой голос старшего из инквизиторов бесстрастно зачитывает наизусть давно знакомые строки. На лице кардинала – ошеломленность, неверие, а потом – гнев. Но безжалостная машина Инквизиции не останавливается, сметая своего бывшего патрона. Франческо в ярости скользит взглядом по тонкой фигуре государственного дознавателя, стоящего чуть поодаль и не проронившего ни слова.
- Змееныша выкормил! – бросает он, и дознаватель вздрагивает, как от удара, а потом тихо произносит:
- Оскорбление должностного лица при исполнении… в протокол.
Бывший кардинал больше не произносит ничего.
Допросы. Заседание суда. Неделя. Вторая. Месяц. Кажется, черты Франческо лишь заострились, да в глазах поселилось разочарование – пополам с неутихающей яростью. В исходе процесса он не сомневается – уж больно хорошую смену себе вырастил. Статную. С окаменевшим лицом и ни разу не дрогнувшим голосом. Не воспользовавшегося правом отозвать свои полномочия при ведении процесса.
- А справитесь ли вы, дознаватель? Ваши отношения с подозреваемым были… слишком личными…
- Если вы сомневаетесь, предъявите обвинение мне.
Смущенное молчание в ответ.
И дознаватель справляется. Ни слова, ни жеста симпатии. Ни ходатайства о смягчении приговора…
- … По итогам расследованного дела я требую отпустить душу еретика, Церковь отказывается от него…
Саркастичный смешок ничего иного и не ожидавшего Франческо.
Точно, змееныша пригрел. Но фанатичного змееныша. Его ждет славное будущее.
Утро. Еще не выползло жаркое солнце, еще холодный туман ползет по ватиканским улочкам, тревожа сон мирян. И площать почти пустынна – только алые всполохи инквизиторской формы. И чернеющие, отсыревшие изломы дров на будущем кострище.
- Вы желаете исповедоваться?... – формальность, только формальность, которую требует протокол. Франческо не отвечает, кривя губы в ухмылке. Он смотрит только на государственного дознавателся в черной с серебром форме.
Неужто даже на отвернется, не отведет взгляд? Змееныш. Сумасшедший фанатик…
- Господь милостлив… он позаботится о вашей душе, Франчеко. Ваши прегрешения останутся в очищающем пламени Инквизиции…
Дознаватель чуть сутулится – можно подумать, что ему немного холодно в предутреннем тумане. Но это видят лишь те, кто стоит совсем рядом. И стоящий плечом к плечу брат Александр чуть недоуменно принюхивается – от прокурора пахнет чем-то резким… Впрочем, дознаватель никогда не считал зазорным ехать на броне. Видимо, запачкался где-то…
У него нет сердца? Кардинал был ему ближе, чем отец…
Облитые смолой отсыревшие дрова. Поднесенный факел…
- Стойте.
Инквизиторы оборачиваются – кто с недоумение, кто с досадой, кто – с невысказанным одобрением. А Франческо вопросительно выгибает бровь – что, не выдержал, ставленник? Ай, нехорошо…
- Я спрошу в последний раз, карди… - инквизитор осекается, не договорив привычного обращения. – Франческо. Вы отказались от защитника. Вы согласились со всеми пунктами обвинения. Неужто вас не покоробило даже обвинение в прелюбодеянии и мужеложестве? – пустые серые глаза смотрят сквозь осужденного.
- Отчего же… - голос простудившегося в казематах Медичи звучит немного хрипло, но все так же уверенно и величественно. – Ты был замечательным любовником, Пьетро…
На площадью повисает гробовая тишина. Взгляды инквизиторов прикованы лишь к тонкой черной фигурке у помоста. А дознаватель пожимает плечами и протягивает руку к факелу.
- Я сам приведу приговор в исполнение.
Приговор, который вынес себе, еще до вашего ареста.
Искры падают на помост, пока дознаватель подходит, на вытянутой, далеко отведенной в сторону руке держа факел. Пьетро останавливается, поднимает глаза, встречаясь взглядом с Франческо. И бывший кардинал непроизвольно сглатывает – таких глаз у своего любимца он еще никогда не видел.
Воплощенное безумие, - вспоминаются слова одного старого монаха-доминиканца, раз заглянувшего в глаза светловолосого юноши, тихой тенью сопровождавшего кардинала.
- Вы готовы? – тихий вопрос эхом скользит по стихшему Риму.
Пожалуйста, примите решения за меня, мой кардинал... Я слишком слаб и не смогу этого сделать...
Франческо со смешком отворачивается.
Алым пламенем вспыхивают пропитанные смолой дрова. Но еще ярче, живым факелом, взвивается пламя по фигуре шагнувшего в костер государственного дознавателя. Видимо, не зря форма была насквозь пропитана бензином…
Франческо не успевает удивиться – его крепко сжимают в объятьях, а за секунду до того, как хрустнет ломающийся позвоночник под пальцами первого Рыцаря Ватикана, Медичи все же успевает услышать сломанный от боли голос воспитанника:
- Я всегда любил вас, Франческо-сама…
Пяти секунд хватает инквизиторам, чтобы свалить своего командира не землю, чтобы сорвать пылающую сутану с бьющегося на земле дознавателя - только осужденный этого уже не видит. Его жизнь оборвалась – уж больно хорошо дознаватель знал свое дело, смерть наступила почти мгновенно…
А дальше был лазарет, полная растерянность врачей – от таких ожогов никто обычно не выживал, были допросы, была тишина в ответ… Казалось, государственный дознаватель доиграл последнюю роль, и замкнулся в себе от всего мира. Только разве что покачал головой, когда спросил ведущий процесс, отчаянно смущающийся заместитель:
- Приговор – пожизненная ссылка… вы станете обжаловать?...
Ночи, подобные этой – безжалостно полны тишиной. И призраками боли. Не физической… к ней Пьетро почти привык и почти не замечает. Другой – той, что тихо кроется где-то глубоко, а в тишине предательски выползает, коготками царапая и без того такой прерывистый сон. Той, от которой не избавиться, сколько бы не просить прощения у Господа… Той, от которой молодой мужчина, не справивший и своего тридцатилетия, совсем по-стариковски вздыхает, рассеянно касаясь кончиками пальцев обожженных шрамов на щеке…
Песня в тему: Канцлер Ги и группа Bregan d’ Ert.
читать дальше
Молодой еще мужчина со стоном садится на кровати – осколки прошлого и в эту ночь нарушили его и так неспокойный сон, пожалуй, единственное место, где он еще умеет улыбаться. единственное место, где он, пожалуй, еще счастлив.
Слишком темно… Мужчина встает и выходит из кельи, бесшумно бредет по тихим, гулким коридорам – на улицу, к неверному лунному свету и обманчивой невинности пушистого снега. Там призраки отступают. Иногда.
читать дальше
- Кардинал Франческо ди Медичи, вам предъявлено обвинение… - сухой голос старшего из инквизиторов бесстрастно зачитывает наизусть давно знакомые строки. На лице кардинала – ошеломленность, неверие, а потом – гнев. Но безжалостная машина Инквизиции не останавливается, сметая своего бывшего патрона. Франческо в ярости скользит взглядом по тонкой фигуре государственного дознавателя, стоящего чуть поодаль и не проронившего ни слова.
- Змееныша выкормил! – бросает он, и дознаватель вздрагивает, как от удара, а потом тихо произносит:
- Оскорбление должностного лица при исполнении… в протокол.
Бывший кардинал больше не произносит ничего.
Допросы. Заседание суда. Неделя. Вторая. Месяц. Кажется, черты Франческо лишь заострились, да в глазах поселилось разочарование – пополам с неутихающей яростью. В исходе процесса он не сомневается – уж больно хорошую смену себе вырастил. Статную. С окаменевшим лицом и ни разу не дрогнувшим голосом. Не воспользовавшегося правом отозвать свои полномочия при ведении процесса.
- А справитесь ли вы, дознаватель? Ваши отношения с подозреваемым были… слишком личными…
- Если вы сомневаетесь, предъявите обвинение мне.
Смущенное молчание в ответ.
И дознаватель справляется. Ни слова, ни жеста симпатии. Ни ходатайства о смягчении приговора…
- … По итогам расследованного дела я требую отпустить душу еретика, Церковь отказывается от него…
Саркастичный смешок ничего иного и не ожидавшего Франческо.
Точно, змееныша пригрел. Но фанатичного змееныша. Его ждет славное будущее.
Утро. Еще не выползло жаркое солнце, еще холодный туман ползет по ватиканским улочкам, тревожа сон мирян. И площать почти пустынна – только алые всполохи инквизиторской формы. И чернеющие, отсыревшие изломы дров на будущем кострище.
- Вы желаете исповедоваться?... – формальность, только формальность, которую требует протокол. Франческо не отвечает, кривя губы в ухмылке. Он смотрит только на государственного дознавателся в черной с серебром форме.
Неужто даже на отвернется, не отведет взгляд? Змееныш. Сумасшедший фанатик…
- Господь милостлив… он позаботится о вашей душе, Франчеко. Ваши прегрешения останутся в очищающем пламени Инквизиции…
Дознаватель чуть сутулится – можно подумать, что ему немного холодно в предутреннем тумане. Но это видят лишь те, кто стоит совсем рядом. И стоящий плечом к плечу брат Александр чуть недоуменно принюхивается – от прокурора пахнет чем-то резким… Впрочем, дознаватель никогда не считал зазорным ехать на броне. Видимо, запачкался где-то…
У него нет сердца? Кардинал был ему ближе, чем отец…
Облитые смолой отсыревшие дрова. Поднесенный факел…
- Стойте.
Инквизиторы оборачиваются – кто с недоумение, кто с досадой, кто – с невысказанным одобрением. А Франческо вопросительно выгибает бровь – что, не выдержал, ставленник? Ай, нехорошо…
- Я спрошу в последний раз, карди… - инквизитор осекается, не договорив привычного обращения. – Франческо. Вы отказались от защитника. Вы согласились со всеми пунктами обвинения. Неужто вас не покоробило даже обвинение в прелюбодеянии и мужеложестве? – пустые серые глаза смотрят сквозь осужденного.
- Отчего же… - голос простудившегося в казематах Медичи звучит немного хрипло, но все так же уверенно и величественно. – Ты был замечательным любовником, Пьетро…
На площадью повисает гробовая тишина. Взгляды инквизиторов прикованы лишь к тонкой черной фигурке у помоста. А дознаватель пожимает плечами и протягивает руку к факелу.
- Я сам приведу приговор в исполнение.
Приговор, который вынес себе, еще до вашего ареста.
Искры падают на помост, пока дознаватель подходит, на вытянутой, далеко отведенной в сторону руке держа факел. Пьетро останавливается, поднимает глаза, встречаясь взглядом с Франческо. И бывший кардинал непроизвольно сглатывает – таких глаз у своего любимца он еще никогда не видел.
Воплощенное безумие, - вспоминаются слова одного старого монаха-доминиканца, раз заглянувшего в глаза светловолосого юноши, тихой тенью сопровождавшего кардинала.
- Вы готовы? – тихий вопрос эхом скользит по стихшему Риму.
Пожалуйста, примите решения за меня, мой кардинал... Я слишком слаб и не смогу этого сделать...
Франческо со смешком отворачивается.
Алым пламенем вспыхивают пропитанные смолой дрова. Но еще ярче, живым факелом, взвивается пламя по фигуре шагнувшего в костер государственного дознавателя. Видимо, не зря форма была насквозь пропитана бензином…
Франческо не успевает удивиться – его крепко сжимают в объятьях, а за секунду до того, как хрустнет ломающийся позвоночник под пальцами первого Рыцаря Ватикана, Медичи все же успевает услышать сломанный от боли голос воспитанника:
- Я всегда любил вас, Франческо-сама…
Пяти секунд хватает инквизиторам, чтобы свалить своего командира не землю, чтобы сорвать пылающую сутану с бьющегося на земле дознавателя - только осужденный этого уже не видит. Его жизнь оборвалась – уж больно хорошо дознаватель знал свое дело, смерть наступила почти мгновенно…
А дальше был лазарет, полная растерянность врачей – от таких ожогов никто обычно не выживал, были допросы, была тишина в ответ… Казалось, государственный дознаватель доиграл последнюю роль, и замкнулся в себе от всего мира. Только разве что покачал головой, когда спросил ведущий процесс, отчаянно смущающийся заместитель:
- Приговор – пожизненная ссылка… вы станете обжаловать?...
Ночи, подобные этой – безжалостно полны тишиной. И призраками боли. Не физической… к ней Пьетро почти привык и почти не замечает. Другой – той, что тихо кроется где-то глубоко, а в тишине предательски выползает, коготками царапая и без того такой прерывистый сон. Той, от которой не избавиться, сколько бы не просить прощения у Господа… Той, от которой молодой мужчина, не справивший и своего тридцатилетия, совсем по-стариковски вздыхает, рассеянно касаясь кончиками пальцев обожженных шрамов на щеке…
Песня в тему: Канцлер Ги и группа Bregan d’ Ert.
читать дальше
Варвары-терране.
*шепотом*
Брат Петр, это правда?
6557 что именно правда?
*щеки горят*
Ты смеешь называть вампиром меня, терран?!
Я - благородный Мафусаил, представитель высшей расы!
драка?а смысл? гладиаторские бои на тризне по Франческо?он бы оценил ^^
извращенцы вы там в Ватикане!
Какая изобретательная попытка суицида... Нет, брат был прав - среди вампиров забавные зверушки попадаются!
Умом Ватикан не понять!