* * *
«И что мне теперь делать?» - единственное, что Петр четко знал, так это то, что показывать Мариуса своим коллегам нельзя. Стало быть – помощи от них не дождешься… «Да еще и этот очень некстати пришедший начальственный приказ…» Он тоскливо пнул ни в чем не повинную табуретку. Мариус не был одержим – уж обряд изгнания духа Орсини бы рискнул провести. Мариус не узнавал его, считал врагом – или кем похуже – стоило только взять в руки крест или начать читать молитву, пусть и про себя. А вот стоило прийти без крестика – больной успокаивался, узнавал, даже пытался спорить, доказывая, что ему уже лучше. Лучше, ага… Ценой невероятный усилий – в основном душевного плана – заставив Мариуса выпить снотворное, Орсини получил в свое распоряжение шесть часов как минимум для того, чтобы найти выход. И попутно – рассеянно пролистать стоявшие на полках фолианты. Интересные. В основном – забавная беллетристика по использованию магии, но одну книгу здесь явно забыли случайно. Рукописная, в потертом кожаном переплете, с витиеватым рисунком на стальных уголках… Заполучи сей гранд-фолиант Петр способом, который сестра Паола охарактеризовала бы как «истинно соответствующий вам, командующий…» и прибавила – «варварский». То есть он просто врезал по стенке от отчаяния… а стенка ответила трещинной – от старости. Потом выпал гвоздик… а потом на незадачливого инквизитора рухнула книжная полка, пребольно добавив по затылку тем самым фолиантом внушение о необходимости смирения, выдержанности и прочая, прочая…
Вот теперь этот фолиант и листал инквизитор, машинально пробегая глазами строки, написанные четким почерком, на латыни… старой латыни. И даже Петру зачастую приходилось задумываться, прежде чем он довольно точно мог перевести сложный, тяжеловесные грамматические конструкции.
читать дальше«Это дом моего друга,» - прошептал тогда Мариус, и Орсини кивнул. Только одного человека скромный служитель архивов называл другом с таким благоговением. Полноте… он только одного называл своим другом. Мага, чернокнижника… «Книга, вероятно, принадлежит ему,» - решил Петр, разглядывая пентаграмму во весь разворот.
«Позволяет позвать любого, независимо от ранга, силы…» - прочитал он пояснение. Шальная мысль стукнула в светловолосую голову. – «А если… ведь он точно знает, как можно помочь… Или заберет. К себе.» Орсини помотал головой. «Давно же ты не был на исповеди, брат… вот уж и мысли еретические смущают твой разум.» Он захлопнул книгу и прошел в спальню, остановился у порога, разглядывая спящего. «Ты ублюдок, Орсини. Циничный лицемерный ублюдок… Не ты ли пред ликом Девы клялся, что пойдешь на все ради своих?... И вот теперь – он имеет вполне реальные шансы умереть, особенно когда прибудет твой отдел… если прибудет. А ты думаешь о спасении своей жалкой души…» Инквизитор развернулся на каблуках. Ничто не могло остановить Разрушителя, если он принимал решение. Быть может, даже смерть была бы бессильна…
… В сторону – диван и столик, скатать мешающий пыльный ковер. Где-то разыскать кусок мела – небольшой, но его должно было хватить. Круг, семиконечная звезда… Инквизитор несколько раз останавливался, вскакивал, желая стереть начертанное, но каждый раз возвращался обратно. «Если есть хотя бы один шанс из миллиона, что самое невероятное сможет помочь… то в 999 случаях из 1000 оно поможет». Кинжалом – по руке, и ладонью – по острым лучам. «Жаль, что нет его личных вещей… Жаль».
Орсини сел рядом с пентаграммой на полу. Закрыл глаза, вспоминая… далекую грозовую ночь. Четкий силуэт на фоне ярко освещенного молниями окна. Тяжелые, мокрые шелковисты пряди в своих руках. Недовольный взгляд бездонных темных глаз… Образ вышел настолько ярким, что Петр поднял руку, словно желая коснуться… «Ты не затем вспоминал!»
- Исаак… - прошептали тонкие губы, и в далекой тишине замка высокий мужчина с длинными, иссиня-черными волосами вздрогнул и вскинул голову, ломая сигарету импульсивным жестом. «Такого не может быть,» - магир Ордена Розенкройц чуть растерянно проследил за падающей горящей точкой.
- Исаак… - Петр вряд ли верил, в то, что он делает, но… было странное ощущение, что какой-то невидимый морок невероятно быстро пьет его силы. Так быстро, что и не сказать того, о чем хотелось. «Холодно…» - Помоги… Мариусу плохо.
«Как холодно…» - инквизитор ложится на пол у границы мелового круга и закрывает глаза. Он не знает, что где-то далеко в ошарашенной неподвижности замер маг, так и не поднеся огонек к потухшей сигарете.
«Как глупо,» - думает он, проваливаясь в липкий, непробудный сон, в то время, как тонкие пальцы в белой перчатке рисуют прямо в воздухе витиеватые символы, а иномирный ветер единым порывом взметает черные пряди, создавая межпространственный переход…
* * *
Исаак еще раз оглядывает картину и качает головой. Воистину, достойно умиления. Щенки так в куче спят – приходит ему на ум сравнение, вспомнив, как пару часов назад его юный друг, смеясь, именовал светловолосое начальство сначала Саргисом, а потом, на что-то обидевшись, - пёсищем. «Медичевская свора… Инквизиция,» - немного раздраженно думает усталый маг, прислонившись к косяку. – «Даже Мариус, похоже, включился в эту странноватую игру…» Он еще раз оглядывает свернувшегося на подушках друга, на спящего поверх одеяла и поперек кровати Петра. «Воистину, инквизиторы невоспитуемы!» - только осознание того простого факта, что – если дознаватель проснется, - будет шумно и невесело, удерживает Исаака от небрежного жеста, после которого свои тяжеленные ботинки Орсини вряд ли бы нашел. - «Хоть не на простыне, уже прогресс».
Кемпфер разворачивается было, чтобы уйти, но тихий стон заставляет его остановиться, обернуться. Мариус что-то неразборчиво шепчет, выгибается, словно пытается откуда-то вырваться. Судорожно дернувшаяся рука натыкается на светлые пряди… Губы Исаака трогает легкая улыбка – Лос успокаивается, пальцы зарываются поглубже, приминая пушистое ушко. О, сколько было по этому поводу возмущений – когда очнувшийся инквизитор обнаружил «украшение». Даже попытался обвинить в этом его самого, на что получил холодное и циничное: «Всего лишь последствия того, что некоторые лезут в черную магию, не зная основ». Самое странное, дальнейшего скандала не последовало – Орсини на удивление спокойно буркнул «Выхода не было» и шарахнул о косяк дверью. Ушки оказались с характером, как и хозяин, - наблюдать за ними было сущим удовольствием. Особенно, когда Петр злился. Или недоумевал…
«Тоже мне, Страж…» - раздраженно думает маг, - «Его трепят, а он спит себе…» И неожиданно для самого себя встречается взглядом с серо-голубыми и совсем не сонными глазами, словно спрашивающими и причине визита.
- Ничего, - тихо, одними губами произносит Исаак, и закрывает за собой дверь.