Начало, соответственно, - Venefica

.
Голубоглазый инквизитор устроился на неудобной скамье, привалившись спиной к шершавой стенке, и греет руки о кружку с дымящимся напитком. Собственно, ему не очень важно, чем соизволил угостить высокопоставленного «гостя» пресвитер, бесполезно старающийся скрыть опаску за угодливым гостеприимством. Судя по аромату, какой-то отвар. Потом надо будет спросить у брата, что это было, чтобы не выглядеть неблагодарным… Молодость накладывала на поведение инквизитора свой отпечаток – он стремился следовать некоторым светским условностям помимо простых правил вежливости. Мужчина тихо смеется, вспоминая недоуменно-обиженные глаза пресвитера, когда протянутый старшему инквизитору напиток перехватил невысокий рыжий парень с невинно-детским выражением лица и широко распахнутыми, с удивлением и интересов взирающими на мир карими очами. Перехватил, поднес к губам, морщась на горячую жидкость, отпил… прижмурился, облизываясь и отдавая старшему угощение. Кажется, местный священнослужитель хотел сказать что-то о неподобающем поведении, но юноша опережает его.
- Не отравлено, командир, - рапортует он, отбрасывая с глаз непослушную челку. Дознаватель благодарно кивает – уж в чем-чем, а в ядах и прочих неугодных организму пищевых добавках брат Варфоломей разбирается. Можно доверять – он не обманет, нарочно или волей случая.
- Благодарю, - а это уже пресвитеру, на лбу которого разглаживаются морщинки, вызванные непонятным поведением рыжего юноши. – Я ценю вашу заботу, но вынужден просить у вас одиночества…
Вслед за священником помещение покидает и третий инквизитор – высокий брюнет с пронзительными изумрудными глазами. Он выглядит несколько старше своих коллег, но все же на вид ему нельзя дать больше тридцати. «Дети, сущие дети,» - решает встречавший их пожилой монах. – «Дети, вершащие судьбы сотен людей».
Рыжик прислушивается некоторое время к удаляющимся шагам, а потом разворачивается к командиру.
- Снова руки стынут? – участливо спрашивает он. – Да что ж с тобой такое, брат? Али болеешь?
Дознаватель качает головой. Ничего серьезного, и даже Варфоломею, которому он доверяет, быть может, больше чем себе, совсем не нужно этого знать. Всего лишь небольшое последствие, не угрожающее жизни. Не мешает работе, даже наоборот.
Юноша тем временем подходит, на ходу снимая жутковатого вида оружие, осторожно, даже любовно укладывает его на лавку подле старшего, а сам устраивается на полу, возясь с застежками форменной куртки. Именно куртки – ибо ни сутану, ни коту брата не в силах заставить надеть даже сам Папа.
«Это нефункционально», - и весь разговор. – «Длинная одежда мешает выполнению служебных обязанностей».
Телохранитель тем временем отгибает жесткую кромку воротника, отбирает у командира полуостывшую кружку, сделав попутно пару глотков.
- Вкусно… ты зря не пил, Петер, - укоряет он, аккуратно снимая с командира белые перчатки с золотисто-алым гербом. Встряхивает головой, убирая из-под воротника рыжие прядки. – Я погрею, - поясняет, чуть развернувшись и откидываясь затылком на колено старшему, прижав тонкие ладони инквизитора к теплой коже, под которой, вопреки ожиданиям, не видны линии кровеносных сосудов. Дознаватель блаженно жмурится – живое тепло ему нравится гораздо больше, нежели почти плавящийся под перчатками металл.
- А руки у тебя опять теплые, хоть и мерзнешь, - констатирует Варфоломей, повернув голову и заглядывая в довольные голубые глаза. Меж пальцами при каждом движении вырисовываются под кожей твердые острые прямоугольники – маленькая тайна, заставляющая рыжего монаха всегда поднимать высокий воротник. Не кости, металл – живое тепло кожи. Дознаватель согласно кивает, прижав запястье к щеке товарища. Никакой реакции… впрочем, иного Петер и не ждет. Пусть холод зачастую обвивает тонкие запястья инквизитора, пусть ему хоть сотни раз кажется, что заледенели пальцы – они остаются теплыми, никто и не замечает. Довольно легко скрыть… но когда студеные браслеты сжимаются, он не выдерживает, и тогда окружающие замечают. Каждый раз, когда он сталкивается хотя бы с малейшим проявлением черной магии, пусть даже самой примитивной и вульгарной. И ему каждый раз кажется, что он видит оживающие тонкие завитки древних рун… хотя, это, конечно же, совсем не так.

@темы: acta diurna

---

Sententia. Приговор.

1 тип – оправдательный.
«Мы, N. N., милостью божьей епископ такого то города, или такой то судья и т. д., принимая во внимание, что ты, такая то, проживающая там то, в такой то епархии, была обвинена перед нами в такой то еретической извращённости, а именно — в ереси ведьм; принимая далее во внимание, что обстоятельства дела не позволили нам оставить её незамеченной, мы приступили к следствию. Для этого мы снимали допросы со свидетелей, допрашивали тебя, производили также другие действия, которые требуются каноническими постановлениями. После того как мы внимательно исследовали все относящееся к этому делу, а также неоднократно выслушивали мнение собираемых для этой цели людей, сведущих в праве и богословии, мы, действуя в качестве полномочного судьи, желая служить только Господу и правде, имея перед собой пресвятое Евангелие и призывая имя Христа, решаем следующее: на основании всего того, что мы видели слышали, что нам было в настоящем процессе показано и рассказано, затронуто и разобрано, мы не нашли, чтобы то, что тебе ставилось в вину, получило своё законное подтверждение. Поэтому мы объявляем, объясняем и окончательно постановляем, что против тебя не найдено ничего, что могло бы привести к подозрению в ереси или колдовстве. И мы теперь прекращаем следствие и процесс против тебя и освобождаем тебя. Этот приговор произнесён»

2 тип – касается таких обвиняемых, о которых ходит дурная молва.Такой обвиняемый бывает женщина, которая не уличена ни через своё собственное признание, ни очевидностью преступления, ни показаниями свидетелей, против которой говорит только лишь идущая о ней дурная молва. Кто впадёт в ересь после своего канонического очищения, тот будет считаться достойным передачи светской власти для сожжения.

3 тип - против лица, о котором идёт худая молва и которое подлежит допросу под пытками
Упорные размышления, тяжкие условия заключения и увещания достойных уважения людей склоняют обвиняемого к раскаянию. Если все остальные средства воздействия остались бесплодными, то следует приступить к допросу, применяя умеренные пытки без кровопролития. Но судья знает, что цель пыток зачастую не бывает достигнута. Одни из пытаемых обладают столь слабым характером, что они подтверждают все, что им говорят; и даже ложные сведения подтверждаются ими. Другие же столь упорны, что они, несмотря ни на какие пытки, ни в чём не хотят сознаться. Есть и такие, которые с помощью чар стойко выдерживают любые пытки, о время пыток они представляются как бы нечувствительными. Они скорее умрут, чем сознаются. Ввиду этого при пытках надо действовать с величайшим умением и обращать много внимания на свойства пытаемого. Когда палачи приготавливают орудия пытки, епископ или судья должны продолжать увещевать обвиняемого, чтобы вызвать его на добровольные признания; при этом они могут обещать ему сохранение жизни, как это было указано выше. Если пытка не принудила обвиняемого к признаниям, то судья тут же назначает продолжение пытки на второй или третий день. Если и последующие пытки не повлекли за собой признания обвиняемого, его можно освободить. Если же он сознаётся и попросит церковь о прощении, то он считается уличённым еретиком и подлежит передаче в руки светской власти.

4 тип - касается тех, которые возбуждают лёгкое подозрение в ереси, при чём отсутствуют: признание своей вины, вещественные доказательства, обличающие показания свидетелей, и иные явные улики, а имеются только лёгкие косвенные улики, приводите свидетелями. Такому обвиняемому полагается отречься от возводимых против него обвинений. Если ему вменяется в вину явная ересь, он должен всенародно отречься от неё в церкви. Ежели обвиняемый отречётся тайно в камере епископа или судьи, т. е. не в присутствии собравшегося народа, то приговор в соответствии с этим несколько изменяется.

5 тип - касается таких обвиняемых, которые после разбора дела судьёй совместно со сведущими людьми признаются возбуждающими сильное подозрение в еретичестве. Это бывает тогда, когда лицо, против которого есть показания, обличающие его в еретической извращённости, не может быть при этом признано уличённым закономерными доказательствами: ни личным признанием, ни вещественными доказательствами, ни свидетельскими показаниями. Но при этом имеются веские косвенные улики, возбуждающие подозрения в его еретичестве.
Когда наступит воскресенье, назначенное для клятвенного отречения обвиняемого от ереси, проповедник обязан произнести соответствующую проповедь. Вслед за этим нотариус или клирик зачитывают, во первых , то, в чём обвиняемый был уличён, а во вторых , то, что возбуждает против него сильное подозрение. Затем судья предлагает обвиняемому очиститься от этого подозрения в ереси клятвенным отречением от неё. Перед обвиняемым кладут Евангелие, на которое он возлагает руку и произносит отречение, прочитывая его с рукописи или повторяя слова этого отречения вслед за читающим его нотариусом.

6 тип - приговора касается таких обвиняемых, которые возбуждают сильнейшее подозрение в еретичестве. Подобное подозрение возникает тогда, когда обвиняемый не уличён ни собственным признанием вины, ни вещественными доказательствами, ни обличительными показаниями свидетелей. Но при этом против него имеется ряд весьма убедительных прямых улик, возбуждающих против него сильнейшее подозрение.
Судья накладывает каноническое очищение, на котором должны присутствовать двадцать — тридцать помощников очищения.
После этого отречения судья снимает с неё отлучение и налагает покаяние, употребляя следующие выражения:
«Весьма недостойно проходить с закрытыми глазами мимо ненаказанных оскорблений против бога, наказывая при этом оскорбления против людей. Ведь оскорбление божьего величия несравненно преступнее, чем оскорбление человека. Чтобы твои ненаказанные преступления не послужили поводом к совершению подобных преступлений другими, чтобы ты в будущем был осторожнее и менее склонён к подобному и чтобы тебя можно было бы потом скорее наказать, мы приговариваем тебя к следующему… Во первых , ты должен носить поверх своей обычной одежды подобие монашеского скапулира, свинцового цвета, без клобука, на котором прикреплены спереди и сзади кресты из жёлтой материи длиной в три и шириной в две ладони. Такой скапулир ты обязан носить постоянно столько то времени (надо точно указать: один год, или два, или больше, или меньше — в зависимости от степени вины обвиняемого) и стоять в нём перед дверями церкви в такие то дни столько то и столько то времени. Во вторых , мы приговариваем тебя к такому то тюремному заключению пожизненно (или на такое то время)… Мы сохраняем за собою право… смягчать, усугублять, изменять и совершенно или частично снимать это наказание, сколь часто мы это найдём нужным…»

7 тип – касаемо тех, о ком идёт дурная молва как о еретике и против кого имеются ещё и другие улики еретической извращённости, очищается от обвинения так, как это указано при разборе второго способа произнесения приговора. Затем надлежит совершить клятвенное отречение от ереси и выразить своё согласие исполнить налагаемое наказание. После этого судья, перечислив проступки обвиняемого, указывает, в чём это наказание будет выражаться.

8 тип – касаемо признавшегося и раскаявшегося обвиняемого.
Когда обвиняемый признаётся в ереси и кается в своём преступлении, высказывая желание вернуться в лоно церкви, судья исследует, не отвергал ли он клятвенно когда либо другой еретической извращённости. Ежели этого не было, то никто не препятствует, при наложении на него соответствующего наказания, исполнить желание. Содержание клятвенного отречения от ереси подобно вышеизложенным отречениям. Данное отречение произносится в праздничный день в храме и сопровождается всенародной исповедью.
По прочтении приговора, сходного в основных чертах с вышеупомянутыми, судья прибавляет: «Мой сын (или моя дочь), приговор над тобою или твоё покаяние заключается в том, что ты будешь носить до конца своих дней кресты. Ты будешь становиться на ступенях у дверей таких то церквей во время богослужения, а остальное время пребывать в пожизненной тюрьме на хлебе и на воде. Но тебе не будет тяжко исполнять всё это. Если ты терпеливо всё вынесешь, ты найдёшь у нас милость. Не сомневайся и не отчаивайся, но крепко надейся».
После этого приговор приводится в исполнение. Осуждённая становится в одеянии кающейся еретички на ступенях у церкви, чтобы все её видели. А вокруг неё ставится охрана. К завтраку она отводится в тюрьму, и таким образом начинается её наказание.

9 тип - обвиняемый, признающийся в том, что он впал в ересь вторично, но кающийся и желающий воссоединения с церковью, получает желаемое и предаётся светской власти как вторично запятнанный ересью. Этого наказания он заслуживает тогда, когда он возбуждает сильное подозре ние в ереси.
Если осуждённый принадлежит к духовному сану, то прежде чем передать его светской власти для последнего наказания, его лишают духовного сана. Над ним совершается, таким образом, обряд низложения. После низложения судья, нотариус или клирик читают приговор, в котором перечисляются преступления осуждённого, указывается на признание их последним, на его отречение от своих заблуждений и на его повторное впадение в ересь. Затем приводятся его новые проступки, указывается на его повторное принятие в лоно церкви и делается заключение: «И как одного из повторно впавших в ересь мы отстраняем тебя от нашего духовного суда и предоставляем тебя светской власти. Но мы нарочито просим светский суд так умерить свой приговор, чтобы тебе не угрожало ни кровопролитие, ни опасность смерти».
Передача вторично впавшего в ересь светской власти не совершается в праздничный или святой день и не происходит в храме, так как этот приговор ведёт к смерти, а праздничный день и храм посвящены Господу богу.

10 тип - касается таких обвиняемых, которые признались в своём еретичестве, но не выказали раскаяния и которые уличены в ереси в первый раз.
Если, несмотря ни на мягкость, ни на строгость, несмотря ни на угрозы, ни на лесть, обвиняемый продолжает упорствовать, то по прошествии указанного времени, епископ и судьи должны быть готовы передать его светской власти и послать соответствующую повестку окружному начальнику или представителю светского суда с тем, чтобы он со своими служителями прибыл в определённое время к такому то месту и принял нераскаявшегося еретика.
В заключении окончательного приговора говорится: «Мы отнимаем тебя сим приговором, как нераскаявшегося еретика, от нашего духовного суда и предоставляем тебя светской власти… причём мы нарочито просим светский суд смягчить приговор во избежание кровопролития и опасности смерти».

11 тип - касается нераскаявшихся еретиков, впавших в ересь во второй раз и признавшихся в этом. При наличии такого вида преступления надо действовать так, как это было указано в предыдущей главе. Приговор выносится в присутствии епископа и судей. Между прочими рассуждениями читаем в приговоре следующее: «Дабы ты спас свою душу и миновал смерти ада для тела и для души, мы пытались обратить тебя на путь спасения и употребляли для этого различные способы. Однако, обуянный низкими мыслями и как бы ведомый и совращённый злым духом, ты предпочёл скорее быть пытаемым ужасными, вечными мучениями в аду и быть телесно сожжённым здесь, на земле, преходящим огнём, чем, следуя разумному совету, отстать от достойных проклятия и приносящих заразу лжеучений и стремиться в лоно и к милосердию святой матери церкви. Так как церковь Господня ничего более не знает, что она ещё может для тебя сделать ввиду того, что она уже сделала всё, что могла, мы, указанный епископ и судья… присуждаем тебя, как нераскаявшегося и повторно впавшего в ересь преступника, к передаче светской власти… которую мы нарочито просим умерить строгость приговора и избегнуть кровопролития и опасности смерти».

12 тип - касается таких еретиков, которые продолжают запираться в своих преступлениях, несмотря на доказанность этих последних. Это имеет место таких случаях, когда обвиняемый закономерно уличён в каком либо еретическом извращении и именно: очевидностью преступления, как, например, при явных еретических поступках, или законными свидетелями, которых обвиняемый не мог отвести.
Против такого обвиняемого надо действовать следующим образом. Он подлежит строгому заключению с кандалами на руках и на ногах и частым увещеваниям, производимым должностными лицами сообща и в отдельности, с тем чтобы он открыл правду. При этом увещевающие указывают ему на то, что если он признается в своём заблуждении и клятвенно отречётся от еретической извращённости, то будет допущен к милосердию. В противном случае он будет передан светской власти и не избежит смертной казни.
Если свидетели не изменяют своих показаний, а обвиняемый остаётся при своём запирательстве, епископу и судье не следует немедленно кончать дело заключительным приговором и передавать обвиняемого светской власти. Надо подождать некоторое время, один год или несколько лет, а потом передать его светской власти.
Долгое время несознающийся обвиняемый при наличии настаивающих на своих обличительных показаниях свидетелей подготовляется епископом и судьями к передаче светской власти.
Для этого они посылают к нему заслуживающих доверия мужей, ревнителей веры и особенно благочестивых людей, которые не являются для обвиняемого неприятными, а наоборот, способны возбудить в нём чувство приязни. Эти посланники должны дать ему понять, что ему не избежать смертной казни после передачи его в руки светской власти. Епископ и судьи могут назначить нескольких достойных уважения мужей и ревнителей веры, которые в то же время приятны осуждённому, для сопровождения его к месту казни и для приложения усилий к тому, чтобы он покаялся в последнюю минуту и изъявил желание отречься от ереси. Хотя можно признать, что это желание возникает более из за страха смерти, чем из за любви к истине, скорее всего, следуя заповеди милосердия, он должен быть сочтён за раскаявшегося еретика и пожизненно замурован.

13 тип - приговора касается такого обвиняемого, который после разбора его дела судьёй совместно с советом сведущих юристов признан уличённым в еретической извращённости, но который скрывается бегством или упорно не желает явиться на суд.
Здесь имеются три возможных случая.
1. когда обвиняемый уличён в ереси своим собственным признанием, или очевидностью своего преступления, или обличительными показаниями свидетелей, но скрылся бегством, или не показывается, или, закономерно вызванный в суд, не желает явиться. Преступник должен быть осуждён как нераскаявшийся еретик.
2. если денунцироранный считается, в силу доноса, легко подозреваемым и вызывается для выяснения своих верований, но отказывается явиться, вследствие этого отлучается и, упорно не желая покаяться, носит на себе тяжесть отлучения.
3. если кто либо окажет помеху произнесению приговора или судопроизводству епископа или судьи и поможет мешающим советом или покровительством. Подобный преступник пронзён кинжалом отлучения. Ежели он останется в продолжение года под отлучением, упорно не принося покаяния, то подлежит осуждению, как еретик. Во втором и в третьем случае его надо счесть кающимся еретиком и наказывать в соответствии с этим.
Если к назначенному для объявления окончательного приговора дню скрывшийся явится и изъявит своё согласие всенародно отречься от ереси, смиренно прося допущения к милосердию, то его можно допустить к нему в том случае, если он не вторично впал в ересь.
При его упорном отказе явиться на суд приговор гласит:
«Мы, указанные епископ и судья в делах веры, указывая на то, что в настоящем процессе о вере порядок судопроизводства не был нарушен; принимая во внимание, что ты, будучи закономерно вызван в суд не явился и своё отсутствие ни лично, ни через других лиц не оправдал; принимая во внимание, что ты упорно и долго пребывал в вышеназванной ереси и до сих пор пребываешь и носил в продолжение многих лет тяжесть церковного отлучения и до сих пор носишь это отлучение в закоснелом сердце своём; принимая также во внимание, что святая церковь божья более не знает, что она должна предпринять против тебя, так как ты упорствуешь и будешь упорствовать в отлучении и в вышеупомянутых ересях, мы, следуя стопам блаженного апостола Павла, объявляем, решаем и приговариваем тебя, N. N., в твоём отсутствии, но как бы в твоём присутствии, к передаче светской власти, как упорного еретика. Нашим окончательным приговором мы предоставляем тебя во власть суда светского, настоятельно прося этот суд, чтобы он, когда ты будешь находиться в его власти, смягчил свой приговор и не доводил бы дело до пролития крови и опасности смерти».

@темы: inquisitio, doctrina

---

Venefica.

Небольшая комнатка залита пляшущим пламенем факелов, вырывающих на каменной кладке стен безумную пляску теней. На полу, в ярком пятне света, в окружении нескольких мужчин, величественных и недвижимых, словно изваяния в языческом храме, бьется, заходясь в крике, женщина. При каждом ее движении глухо клацают оземь тяжелые цепи кандалов, обвиняемая не в силах даже лечь – мешает жутковатое изобретение испанских мастеров – металлический ошейник с острыми, внутрь направленными шипами. Она мечется, кидается от одной фигуры к другой, но неподвижны монахи в темном облачении. И пусть ведьма хоть сотни раз твердит, что невиновна – ей не поверят. Никто.
Дверь отворяется, и в помещение входят трое – высокие, в алом облачении, они не прячут своих лиц, подобно братьям местного прихода. Женщина на полу заходится в безнадежном вое – приход инквизиторов практически ставит точку на ее молодой, красивой, еще несколько часов назад такой счастливой жизни. Дальше будут лишь допросы и боль. Монахи расступаются, давая дорогу светловолосому мужчине в коте с золотистым, так и сияющим в отсветах факела, крестом. Он проходит, остановившись прямо перед обвиняемой, и помедлив, присаживается на корточки, игнорируя встревоженный ропот за спиной. Зябко трет руки в белых перчатках из тонкой кожи - будто замерз. А ведь за стенами этого ужасного здания – весна, и солнышко так ярко светит, согревая все живое…
Инквизитор смотрит внимательно, но совсем не зло. Скорее – безразлично, и от этого женщине становится еще страшнее. Забиться бы, сбежать от холодного голубого взора… но нет. Тонкие пальцы крепко прихватывают за подбородок, заставляя поднять голову, но в глаза дознаватель не смотрит. Он даже прижмурился немного, словно прислушивается к чему-то внутри себя… и отпускает? воздвигается над несчастным комком страха, когда-то в другой жизни бывшим любимой дочерью, верной женой, заботливой матерью… теперь – ведьмой.
- Виновна, - бросает инквизитор, и покидает помещение под тоскливый крик-вой уволакиваемой женщины, горестный и несмолкаемый, как завывание ветра в дымоходе…

@темы: inquisitio, acta diurna

---

Сoemeterium.

Серые плиты могильных камней,
Крест покосившийся возле тропинки.
Ветер среди обнаженных ветвей
Вяло считает звенящие льдинки.

Пыль на оградах прибита дождем,
Изморось скрасит привычную серость.
Жаль, не пустила безумного в сон
Сердцу привычная окаменелость.

Кладбище мыслей, надежд или чувств,
Привкус вина на тончайшей облатке.
Льдинку поймать? Да кулак уже пуст,
Стежкой-слезинкой сбежала с перчатки.

Образ. Привычный. Виденьем. Огнем.
Неуловимым движеньем тумана.
Полуулыбкой твоей обожжен
Камень, что сердцем служил без изъяна

@темы: insania, lyra

---

Оmnis aetas.

Прошлой жизни мозаики крошево,
Пепел мыслей и прошлых дум…
Ты не бросишь меня? Не бросишь?...
… Знойный ветер и листьев шум.

На мгновение – жизнь расколота,
Тишина пустынных степей…
…А на листьях – алое золото,
Как на ткани тяжелой моей.

Тяжела одиночества ноша,
И с собой ее не возьмешь…
Ты простишь меня? Позже, может?...
… За окном тихо плачет дождь.

Снежный саван – иль только простынь,
Ритм сердца – как льдинок стук.
Ты уходишь? Оставить просто.
… Неба серость и холод вьюг.

Крест, лампадка, молитва – истово,
За того, кто сейчас в пути.
Небо звездное, небо чистое,
Помоги мне тебя найти.

Не искать? И не звать по имени?
Так уверенно… Черта с два.
Заморожена память инеем,
Да ведь лед – всего лишь вода.

Уходил. Или думал – скроешься?
От любви – беги, не беги…
Ты вернешься? Ты ведь вернешься?...
…. Талый снег и твои шаги.

@темы: insania, lyra

---

Quaestio.

Иногда вспоминаются давно минувшие дни.
Подлинно, и в тех процессуалльных кодексах было зерно истины!

Процесс по делам веры, как указано в «Extravagantia de accusatione, denuntiatione et inquisitione», может начаться по троякому основанию.
1) Если кто либо предъявит перед судьёй кому либо обвинение в совершении преступления ереси или в покровительстве еретикам. При этом такой обвинитель обязан быть готовым к представлению доказательств. Если он таких доказательств не сможет представить, то он может претерпеть наказание за ложные сведения.
2) Если обвинение предъявляется денунциантом (доносителем), который не ручается за достоверность своих показаний и не берётся их доказывать. Он утверждает лишь, что доносит на еретика, движимый рвением к вере или желая избегнуть отлучения за сокрытие ереси или наказания, которым грозит светский судья.
3) Если до слуха инквизиторов дошла молва, некоем городе имеются ведьмы, занимающиеся тем то и тем то. Это — обвинение путём инквизиции. В этом случае инквизитор начинает действовать не по указанию какого-либо обвинителя, а по своему собственному почину.

Свидетели.
По букве закона, двух свидетелей довольно, однако ж, учитывая тяжесть совершенного деяния, рекомендуется иметь более количество свидетелей.
Архиепископу или епископу предписывается найти трех и более достоверных свидетелей в таких приходах, в которых, по слухам, находятся еретики, и снять с них клятвенные показания. «Ежели некоторые из них с преступным упорством отказываются от присяги, то они должны по этому одному уже считаться еретиками». («Extra де haeret, can. Excommunicamus, § addicimus»)

Кто может быть свидетелем?
Отлучённые, а также участники колдовских преступлений, лишённые прав, преступники и крепостные против своих владетелей могут допускаться к свидетельству во всех религиозных процессах. Еретики могут свидетельствовать против еретиков, а ведьмы против ведьм. Допустимы к свидетельству также супруга, сыновья, домочадцы обвиненных.

Отвод свидетеля или денуцианта возможен лишь в случае смертельной вражды.
Кто же называется смертельным врагом? Прежде всего, не всякая вражда считается смертельной. Только тот человек, который намеревается причинить смерть или тяжкое ранение или же, что тождественно, лишить человека его доброго имени, считается смертельным врагом. Отвод таких свидетелей допустим в том случае, когда обвиняемый называет этих свидетелей своими врагами

Общие вопросы ведьме или колдуну.
- о происхождении, местожительстве, родителях, их смерти, своём воспитании и своём круге знакомых
- о случае перемены местожительства, о причинах к этому
- о том, верит ли он в существование ведьм и их способность производить грозы и наводить порчу на животных и на людей,
NB! обычно ведьмы отрицают во время первого допроса всякую вину, что ещё больше возбуждает против них подозрения.

Частные вопросы ведьме или колдуну.
- почему народ её/его боится и почему были брошены такой то и такому то слова: «Это тебе даром не пройдёт»
- о том, знает ли она/он, что идёт худая молва и что ненавидят
- о причинах, побудивших угрожать тому то..
- о том, почему порча последовала столь скоро после произнесения угрозы, etc.

Ежели обвиняемая всё отрицает, то судья должен принять во внимание следующее: её опороченность, признаки чародеяния и показания свидетелей. Может случиться, что всё это ведёт лишь к возбуждению подозрения в преступлении, но не позволяет считать его доказанным. В таком случае при наличии многих допрошенных свидетелей, не питающих к обвиняемой неприязни, согласно канону «Ad abolendam, § praesenti, de haeret», обвиняемая осуждается и без признания ею своей вины.
Бернард в ординарной глоссе к канону «Ad abolendam, § praesenti» утверждает, что для доказательства вины необходимо одно из трех:
1) Очевидность проступка. Так например, открытая проповедь ереси, открытая угроза: «Ты больше не выздоровеешь», после которой наступила порча.
2) Закономерные доказательства свидетелей.
3) Личное признание вины.
Ежели каждое из этих условий само по себе достаточно для того, чтобы считать обвиняемую явно подозрительной, то сколь очевиднее вина при совпадении худой молвы с уликами чародеяния и со сходящимися между собой показаниями свидетелей.
Ежели уличённая не сознаётся в преступлении, то она передаётся светской власти для сожжения. Ежели она признается, то она или передаётся названной власти для смерти, или пожизненно заточается. Если судья будет действовать вышеуказанным способом при судопроизводстве и обвиняемую заключит в тюрьму на некоторое время, при отсутствии очевидных улик, но при наличии сильного подозрения, то она, сломленная тяжким заключением, признается. Такое поведение судьи можно назвать лишь справедливым.

Защита заключается в трояком.
Во первых , в предоставлении обвиняемой защитника.
Во вторых , в сообщении ему общего содержания пунктов обвинения, не открывая ему, однако имён свидетелей.
В третьих , в выступлении такого адвоката в пользу обвиняемой.
Однако ж обычно адвокаты не слишком усердствовали, ибо «если он неправомерно станет защищать человека, обвинённого в ереси, он становится как бы князем ереси». Этим защитник возбуждает против себя сильнейшее подозрение в покровительстве еретикам.

@темы: inquisitio, doctrina

---

ИНКВИЗИТОР

Я помню: согбенный позором,
Снегов альпийских белей,
Склонился под огненным взором,
Под взором моим Галилей.

И взгляд я отвел в раздумье,
И руки сжал на кресте.
Ты прав, несчастный безумец,
Но гибель в твоей правоте.

Ты сейчас отречешься от мысли,
Отрекаться будешь и впредь.
Кто движенье миров исчислил,
Будет в вечном огне гореть.

Что дадите вы жалкой черни?
Мы даем ей хоть что-нибудь.
Все опасней, страшней, неверней
Будет избранный вами путь.

Вы и сами начнете к Богу
В неизбывной тоске прибегать.
Разум требует слишком много,
Но не многое может дать.

Затоскуете вы о чуде,
Прометеев огонь кляня,
И осудят вас новые судьи
Беспощадней стократ, чем я.

Ты отрекся, не выдержал боя,
Выходи из судилища вон.
Мы не раз столкнемся с тобою
В повтореньях и смуте времен.

Я огнем, крестом и любовью
Усмиряю умов полет,
Стоит двинуть мне хмурой бровью,
И тебя растерзает народ.

Но сегодня он жжет мне руки,
Этот крест. Он горяч и тяжел.
Сквозь огонь очистительной муки
Слишком многих я в рай провел.

Солнца свет сменяется мглою,
Ложь и истина — все игра.
И пребудет в веках скалою
Только Церковь Святого Петра.

Баркова А. А., 1948

@темы: lyra

---

У Орсини романтичное настроение. Ничего не пил и не ел подозрительного. Наркотиков и прочих видозменяющих сознание веществ не принимал. Медетативными практиками не занимался.
Кажется, это называется - "весна"? Но за окном - дождливая осень. Гулкие капли по шиферу крыш. Нападавшая листва под ногами, намокшая и совсем потускневшая, как пыльные листы фолиантов, которые так любит листать брат Мариус. Осень. Просто осень. Ничего больше.
Кажется, кто-то назвал это - "влюбленность".

Алая мантия, голос холодный
Мерно читающий вам приговор
Вы - не безгрешны и вы - не свободны
Если вам в душу вонзил я свой взор

Холодно вам? Это кровь леденеет,
Но ничего, отогрейтесь у нас
Аутодафе вашу душу согреет,
К Богу отправив уже через час

Ваши грехи - это ваши проблемы
Дело моё - наказать вас за них
В мире найдутся забавнее темы,
Чем обсуждать с вами тайны святых

Впрочем, прощайте, спешу несусветно
Столько работы в палате святой
Многих ещё познакомит со Светом
Взгляд мой холодный и голос стальной...

www.youngblood.ru/abs/abs_print.aspx?id=3964
www.tsarkon.ru/mainwork.php?nw=59&nk=1

@темы: lyra

---

Halloween.

- Итак, настало 31 октября. Хэллоуин, понимаете ли.Намечается разгул нечисти в Отчизне. Даже Ватикан не избежал страшной участи... В смысле, не избежит. Ибо на полночь намечен шабаш... то есть, простите, генеральная облава имени всея Инквизиции на празднующую скверну.
Название Halloween произошло от слова Hallowe’en — сокращения выражения All Hallow’s Eve, которое в свою очередь расшифровывается как All Hallowed Souls Eve (дословно: Канун Всех Святых Душ).
Есть также и другое мнение о том, что название Halloween происходит от слова Helavinn или Helavind (Helа — «кого?», «Хели» (Хель — германская богиня смерти, её имя переводится как «бездна», «ад»), (vind/vinn, в зависимости от диалекта — букв. означает «окно», «отдушина»). Воистину, второе ближе к правде.
Так, еще его определяют как старинный кельтский праздник, который празднуется в ночь с 31 октября на 1 ноября. Хеллоуин изначально символизирует приход зимы и тёмных сил, так как дни становятся короче, а ночи холоднее и длиннее. Кельты делили год на летнее и зимнее время. Каждая часть года имела своего бога. В зимнее время бог солнца находился в плену у бога тьмы, Соуина — властелина мёртвых и князя тьмы. Переходом от летнего периода к зимнему была ночь с 31 октября на 1 ноября. Кельты также считали, что день после этого начинался с заходом солнца. В эту ночь открывались двери тёмного мира, и обитатели ада проникали на землю. Чтобы умилостивить их, зажигались костры и приносились жертвы. Римляне, завоевавшие эти территории, не столкнулись с проблемами, связанными с этим праздником, т.к. сами праздновали в конце октября день усопших. В ходе великого переселения народов культ Хеллоуина был воспринят германскими племенами англов и саксов после их миграций на Британские острова в 5—7 веках нашей эры.
Окончательное закрепление этот праздник получил, видимо, благодаря поддержке католической церкви в 8 и 9 столетии, когда христианский праздник День всех святых был перенесён с 13 мая на 1 ноября — при папе римском Григории III и затем окончательно — при Григории IV. Таким образом, есть два объяснения той традиции, что дети ходят от дома к дому:
1. Дети, переодеваясь в злых духов, собирают жертвы, которые должны этих духов умилостивить.
2. Жертва сладостей для детей есть доброе дело, которое с молитвами за мёртвых должно облегчить жизнь находящихся в аду.
- Ах-ха. Так еще поддержка католической Церкви, - Орсини отрывается от грандфолианта. - Ладно, гоняем еретиков (ибо нечего шабашить!), а мелочи купим конфеты. Брат Анреас, вы у нас самый... ммм... просвещенный по этой части, вы и займетесь... Так вот, про богоугодные прадники...
Кельтский календарь делил год на две части — темную, начинавшуюся в конце октября — начале ноября (месяц Самониос) и светлую. Светлая часть начиналась в марте — апреле (месяц Гиамониус). Смена частей года, как и месяцев, происходила с наступлением полнолуния. Также вместе с наступлением темной части года, в первые три ночи самониоса, кельтами праздновался новый год. Праздник в латинской версии назывался «Три ночи самониоса» (trinux[tion] samo[nii]). Смена темной и светлой частей года весной также отмечалась праздником. Впоследствии произношение изменилось соответственно правилам произношения на гэльских языках, и к началу нашей эры праздник стал называться Самайн, как и соответсвующий ему месяц.
При принятии христианства Самайн трансформировался в День всех святых, празднующийся 1 ноября, после которого, 2 ноября, идет День поминовения. Предшествует же этим церковным праздниками ночь с 31 октября на 1 ноября — Хэллоуин.
-Так, теоретический блок закончен. Переходим собственно к развлечению... кхм, к зачистке Рима от нечисти. Да и время подходящее, - смотрит на часы. - Диавольское время, братья и сестры... Сбор в 19.00 во дворе келейного корпуса, не опаздывать. Брат Маттиас! Не надо так улыбаться... нет, потягиваться тоже не надо... Вопросы, комментарии, предложения? Отсутствуют? Я так и думал, все свободны.

@темы: haeresis

---

Кому в ночи не спится?

Аутодафе

О, брат мой, верить нет уж сил.
Весь пыл я свой растратил в битвах
И я тебя бы просил…
Не забывать меня в молитвах.

Косишься? Что ж, ответ не нов.
И как-то так знаком печально…
И залп из сотни тысяч слов
Мной не заказан изначально.

Как в древнем Риме сотни раз…
Ну, где ты там нашел карочу?
Звучит презрительный приказ…
А можно как-то покороче?!

Тебе припомнил Древний Рим –
К чему Содомы и Гоморры?
Нет, мы уже не говорим,
Все это далеко от спора.

Вот так вот я пришел на зов,
А ты – заткнись, молчать, уволю!
Дверь закрываешь на засов,
Я счаз с тоски банально взвою.

Да, «счаз». Нет, это не облом.
Опять же, что сказал – железно.
За что же скримером об стол?!
Ну, вот… уже все бесполезно.

И как тебя теперь сестра
Сумеет вытерпеть, ты знаешь?
Вот это вот была стена…
А это ты меня роняешь…

Теперь поговорим всерьез.
О! Интересно?! Слава Богу.
Вас кардинал звал на допрос.
И, так сказать, немного строго.

Зачем молчал? А твой приказ?
О, командир, так можно прямо?
Послать туда не только Вас,
Но и служебную охрану?!

В своем докладе я сошлюсь
На этот факт. Что за?.. Молчанье…
Ну, вот зачем вся эта гнусь?
Текут минуты ожиданья

Итак, тактический расклад:
Дыра, два стула, рядом – дырка.
Угу. Как правило, в анфас.
Или одной простой бутылкой.

О чем ты? Я – решал вопрос.
А как еще войти в доверье?
Захват, насилие, допрос,
Соблазн… и ты сел на колени.

Катись отсюда, твою ма…
И кто так поцелуям учит?!
Куда я? Я – в свою кровать,
Тебя пусть кто другой помучит…

Не надо так хватать ружье!
Ты с ним не сможешь управляться!
К тому же, оно не твое…
Ой, кто-то счаз пойдет стреляться!

А Ватикан спокойно спал
И только пыль стояла дыбом…
По узким улочкам гонял
Один другого инквизитор…
(честно изъято как вещдок с дневника Quattro Iqus )

@темы: компромат, inquisitio, lyra

---

Interrogatio.

Прелюдия к допросу.

- О чем мы с тобой сегодня поговорим, маг? – Орсини проходит сводчатую арку, пододвигает стул и устраивается напротив усталого темноволосого мужчины, который только пожимает плачами на риторический вопрос. Темы здесь всегда выбирает инквизитор, и надо сказать, порой ему удается удивить даже Кемпфера. Вот и сегодня он чересчур деятельно настроен – не иначе, придумал что-то новое… Исаак некоторое время созерцает плавающий дымок сигареты, но инквизитор молчит, и он выжидательно поднимает взгляд. Кажется, брат только этого и ждал – на губах появляется жесткая ухмылка, но тон, вопреки изменившемуся выражению лица, не меняется.
- Так о чем? О музыке? Живописи? Ритуале призыва демонических сущностей? Или твоем… - он выдерживает небольшую паузу, - твоем так называемом Ордене? Хотя нет… все это мне сегодня неинтересно.
Пётр недовольно косится на горящую сигарету в пальцах собеседника, резко выбрасывает вперед руку, отбирая и сминая ненавистное табачное изделие, которое ему беспрекословно отдали. Секунд десять он с мрачным видов расправляется с ни в чем неповинной сигаретой, растирая ее и кроша табак на столешницу. Затем, словно опомнившись, недовольно смотрит на свою бывшую белой перчатку, и стряхивает остатки пепла и табака. Все равно, к концу этой ночи перчаткам не бывать такими же белыми, как и в ее начале… Так что же жалеть?
- Давай поговорим о истории… - нарушает он молчание. – Так, скажем, о веке 18-19… или пораньше. Вот скажи, Исаак, тебе знаком термин «мальчик для битья»?
Мужчина кивает, но, понимая, что инквизитор не удовлетворится таким ответом, произносит:
- Тот, кого заставляют расплачиваться за чужую вину, - и сам удивляется, насколько хрипло и утомленно звучит его голос. Только вот к чему дознаватель завел такой разговор?
- Прекрасно. Исаак, твои знания экономят нам массу свободного времени… Насчет вины, ты, конечно, погорячился, но в целом верно, - Орсини жестом подзывает к себе одного из братьев и что-то негромко говорит ему. Страж кивает и на минуту исчезает в соседней комнате. Возвращается он уже в компании невысокого молодого мужчины в инквизиторской форме, который настороженно, даже боязливо оглядывается по сторонам, а, заметив еретика, замирает на месте, так, что стражнику приходится его подтолкнуть.
- Вы знакомы, ошибки нет - удовлетворенно отмечает брат Пётр, глядя на побелевшие губы собеседника. – Так вот, Исаак… Я немного поясню. Поскольку пытаться воздействовать на тебя впрямую я считаю пустой тратой времени, мальчиком для битья сегодня будет твой друг. Все очень просто. Я задаю вопросы – ты отвечаешь на них. Если ты молчишь или отказываешься ответить – я наказываю его. Если мне не нравится твой ответ или ты лжешь – больно будет ему, а не тебе. Думаю, все понятно…
Орсини поднимается и подходит к брату, останавливается рядом с побледневшим архивариусом, который чудом заставляет себя оставаться на месте.
- Для наглядности, Исаак, - он вновь зло и неприятно ухмыляется. – Скажи, сколько тебе лет?
- Я уже отвечал на… - договорить маг не успевает. Инквизитор бьет быстро и практически без замаха, даже не пытаясь смягчить силу удара.
- Все серьезно, - Пётр присаживается рядом с рухнувшим на пол братом, достает платок и прижимает его к разбитым к кровь губам мужчины. Заглядывает в расширившиеся от непонимания и обиды глаза архивариуса и легко прикасается к его волосам, словно утешая.– Ничего личного, Мариус Лос. Ничего личного. Все это закончится гораздо быстрее, если твой бывший друг будет посговорчивей. Да и больно тебе не будет… хотя сомневаюсь в том, что магир Ордена так легко сдастся. Продолжим, Исаак?
Государственный дознаватель Ватикана оглядывается через плечо. Чуть насмешливо разглядывает застывшего, словно восковая статуя, мага. Кулончиком-подвеской на шее проступила кровь. «Завораживающе смотрится», - отмечает Пётр, - «гроздь алых капелек на белоснежных бинтах… Видно, не сдержался, сглотнул судорожно – а результат, вот он». Прищурились серые глаза – жесткие и жестокие, глаза человека, не способного остановиться ни перед чем ради достижения поставленной цели. Просто работа. И – ничего личного.

Миттеншпиль.

Раннее утро. Солнце только-только пробудилось от ночного сна и теперь потягивается всеми своими золотистыми лучиками. Один такой шаловливый и любопытный лучик пробрался сквозь штору на окне больничной палаты. Расположенная в самом конце коридора, окнами своими она ранее всех в корпусе встречала восходы. Ее теперешний обитатель, молодой темноволосый мужчина с тонкими чертами лица, нахмурился в полудреме, когда лучик коснулся ресниц. Не желая покидать чертогов царства сна, он чуть повернул голову, уворачиваясь от непрошеного гостя. Мариус совершенно не помнил, что ему снилось, но был уверен в том, что это был хороший сон, и стремился продлить его хоть на немного.
… Сколько же он проспал? Казалось, целую вечность. Верно, заработался вчера до поздна, и не дождались его сегодня братья на утренней молитве… Он улыбнулся. Как странно… Ничего не мешает… хотя он точно помнил, что на кровати в его келье вчера были отложены несколько очень занимательных книг, которые он собирался изучить поподробнее. Может быть, он все же убрал их на пол? Лос глубоко вздохнул, намереваясь потянуться и привычно вскочить навстречу новому дню… и с тихим стоном рухнул обратно на подушку, захлебнувшись нахлынувшей болью. Как… как он мог забыть? Воспоминания калейдоскопом пронеслись в его голове. Акт о допросе… знакомое имя… жесткие глаза начальника Инквизиции… длинные коридоры, по которым вел его Пётр… полутемная комната… побелевшие губы Исаака… кровь на белых бинтах, закрывающих его запястья и шею… страшный удар – ни за что… а потом… Мариус закашлялся. Потом была только боль и ровный голос государственного дознавателя Ватикана. И молчание Исаака в ответ. Дознаватель ударил сам только один раз – тот, первый, а потом только держал иногда. Говорил, обращаясь в основном к еретику, но отчего-то Мариусу было легче, пока он слушал холодный, отстраненный голос. Такой незнакомый… Человек с таким голосом улыбаться не умел, а ведь архивариус ни раз и ни два слышал, как смеется его начальник, да улыбался он тоже довольно часто… Он бы решил, что все это – только страшный сон, да вот боль никак не желала уходить. Не физическая – с ней можно свыкнуться. Другая – выползающая откуда-то из глубины, темное и пугающее чувство. Исаак… был ему больше, чем другом. Он был с ним всю его жизнь. И - он не сказал ни слова и не попытался остановить пытку…
Мариус пытается улечься поудобнее и хоть как-то утихомирить разошедшуюся боль. Казалось, ныло все – даже кости, даже мышцы, о существовании которых он и не подозревал. Надо на что-то отвлечься… что же ему снилось? Что-то очень хорошее. Родное. Исаак?... Архивариус хмурится. Ему кажется, что он видел друга так близко, только руку протянуть – и коснуться. Но во время вчерашнего допроса Орсини не позволял еретику подниматься из-за стола!... Нет, не так. Вчерашнего? Мариус недоуменно смотрит на свою руку: что бы расцвел такой синяк, надо не меньше суток, проверено на личном опыте при помощи острых углов всех окрестных шкафов и столов библиотеки… Сколько же времени прошло? Сутки? Больше? И спросить не у кого… Ночью - неужели он обманулся? Нет, не мог. И ведь он слышал голос Исаака рядом с собой, слышал…

… По больничному коридору быстро проходят двое. Конечно, время посещений давно прошло, но кто рискнет остановить государственного дознавателя при исполнении? Никто. Не. Посмеет. Пальцы Орсини крепко держат за плечо высокого мужчину в темной форме, не давая арестованному ни ускорить, ни замедлить шаг. Гулкий отстук кованых ботинок смолкает у самой дальней палаты. Белая перчатка с гербом инквизиции ложится на ручку двери, негромкий щелчок – и припозднившиеся визитеры оказываются в полутьме. Пётр отпускает плечо спутника и останавливается у выхода, скрестив руки на груди. Для дознавателя этот эпизод – всего лишь часть интересной игры, по малейшим деталям которой можно узнать очень много… Но об этом знает и бывший магиер Ордена Розенкройц, и потому он неторопливо подходит к кровати и опускается на стул в изголовье. Инквизитор не видит его лица, и поэтому Исаак позволяет себе обеспокоенный взгляд. Впрочем, он тут же успокаивается – сотрудники Конрегации Доктрины Веры умеют убивать, но и лечить своих они умеют также – а, стало быть, Мариусу пока ничего не грозит.
- Правильно ли я понимаю, что ты не оставишь нас наедине, инквизитор? – язвительно произносит он и скорее догадывается, чем видит, как Орсини отрицательно качает головой. Что ж, вполне ожидаемый ответ… Исаак складывает руки на коленях и некоторое время просто сидит, скользя взглядом по силуэту на кровати.
- Он скоро поправится, - делает дознаватель еще один подарок в дополнение к свиданию, продолжая разговор, - ты видел, что его не покалечили. Его не пытали всерьез… или все же стоило? – с любопытством интересуется Пётр.
- Ты знаешь сам, инквизитор, я все равно ничего бы не сказал, - маг смотрит на лицо спящего не отрываясь, словно запоминает малейшие подробности. Орсини в два шага оказывается за его спиной и наклоняется, почти касаясь губами иссиня-черных волос. В эту минуту он походит на демона гораздо более, нежели маг, способный призвать в руки свои стрелу Велиала…
- А если бы ты заговорил, я не желал бы получить тебя так страстно, как желаю сейчас, - безэмоциональный голос, холодный, как лед на зимнем озере. Только Исааку постоянно кажется, что еще чуть-чуть – и лед дрогнет, взовьются ошметки некогда идеально гладкой поверхности, проснется от тысячелетнего сна подводный вулкан. Но он не оборачивается, как бы ему этого не хотелось – возможность посмотреть в холодные серые глаза представится еще не единожды.
- Пора, - Орсини выпрямляется и отходит обратно к двери. Маг кивает, поднимаясь, и позволяет себе еще небольшое промедление – ровно настолько, сколько необходимо, чтобы поправить сползшее одеяло. Ему очень хочется сказать Мариусу, что он скучал, что хотел бы приехать раньше, хочется попросить прощения за боль, причиной которой было его молчание… но Мариус спит и все равно не услышит, а вот Пётр… А ублюдку-инквизитору совсем необязательно это знать.

… Время тянется нестерпимо долго, а в палате даже нет часов, чтобы следить за стрелками. С кровати почти не видно окна, да и встать брат Мариус не может – боль оглушает, накатывает со всех сторон. Только посидеть недолго, завернувшись в выцветшее больничное одеяло. Хотя и солнце светит за окошком, и из приоткрытой медсестричкой створки дует теплый ветерок, мужчина никак не может согреться, его почти постоянно бьет дрожь. Но вот только ли от холода?...
Лос зябко поводит плечами и ложится обратно. Одиноко… Нет даже книг. «Отдыхайте, брат, вам сейчас полезнее всего спать, а не читать», - ответил врач на робкую просьбу. Но Мариус не может уснуть – мучают образы недавней ночи, да и выспался он за прошедшие, как оказалось, целых двое суток. Всего то и остается, что следить за перемещением по кафельному полу квадрата солнечного света да с тоской ждать ночи – тогда воцарится полная тишина, оставив несчастного историка наедине с воспоминаниями. Разве что ужин принесут… Мариус косится на тумбочку, на которой стоит так и не съеденный обед. Есть абсолютно не хотелось с самого утра, но, повинуясь медсестре, половину завтрака он честно сжевал, так и не ощутив никакого вкуса. Полно, да и был ли он?...
… Прямоугольник на полу постепенно вытягивается, приобретает багровый оттенок и меркнет. «Конец рабочего дня», - привычно отмечает архивариус. В это время он только собирается возвращаться в келью, где его обычно ждут недочитанные с вечера книги. Мариус тяжело вздыхает. Сколько же ему тут еще придется пробыть?...
От невеселых раздумий его отрывает открывающаяся дверь. Лос сначала не обращает внимания – мало ли, зачем заглядывает медперсонал, но краем глаза улавливает алую мантию и пораженно вскидывает голову. И тут же всеми силами старается подавить желание бежать подальше, ибо на пороге возвышается фигура государственного дознавателя.
- Здравствуй, брат, - голос Петра звучит мягко, совсем не так, как на допросе. Он прикрывает дверь и подходит к кровати, с сожалением отмечая, как сжался кивнувший в ответ на приветствие архивариус. – Тебе лучше?
Пусть вопрос и звучит глупо, но он обязан его задать. Ведь именно он забрал тихого историка в свой отдел, а, следовательно, – теперь отвечает за него. Орсини с неодобрением замечает нетронутый ужин и хмурится.
- Почему ты не поел? И днем не обедал, и сейчас… Неужели невкусно? Или мне это расценивать как голодовку?
От тона инквизитора Мариус непроизвольно вжимается в подушку.
- Я… я не голоден. Честно, - произносит он и сам понимает, насколько неправдоподобно звучат его слова. Лос пробует сесть на кровати, дабы не выглядеть так жалко, но получается еще хуже – стон непроизвольно срывается с его губ, отчего Орсини хмурится больше.
- Ясно, - цедит сквозь зубы глава Бюро и, резко развернувшись на каблуках, стремительно выходит из палаты. Мариус готов взвыть от досады – и на свой вид, и на то, что оскорбил начальника, и… - он перестает себе лгать - на то, что ушел единственный человек, подумавший о том, чтобы навестить его. Однако, вопреки ожиданиям расстроенного архивариуса, Орсини возвращается – и Лос всеми силами старается не выдать своего удивления, ибо в руках у командира пара яблок и нож. И не только… Пётр ставит тарелку с фруктами на тумбочку, присаживается на край кровати, полностью игнорируя попытки отодвинуться.
- Руку вперед, - командует он, непонятно откуда извлекая шприц, и, поскольку Мариус медлит, сам закатывает рукав рубашки коллеги. Архивариус вздрагивает от холодного прикосновения иголки к коже, но ему, однако, совсем не больно.
- Это довольно сильное обезболивающее, - поясняет Пётр, придвигая к себе тарелку и щелкая складным ножом. – Пока почищу, оно подействует. И ты все съешь. – Он весело ухмыляется, и указывает кончиком ножа на вконец ошалевшего от такого поворота событий мужчину. - В приказном порядке, обсуждению не подлежит.
Мариусу ничего не остается, кроме как следить за четкими действиями старшего по званию. Уверенные, безошибочные… «Выверенные, как тогда», - приходит в голову, и Лос вздрагивает, кутаясь в одеяло. Слава Господу, Орсини пропускает этот непроизвольный жест без замечаний…
- Легче стало? – интересуется инквизитор минут через пять, расправляясь с последним яблоком. Мариус с удивлением кивает и смотрит на шефа даже с благодарностью. Действительно, ему теперь совсем не больно… а он и не заметил. Да и остывший ужин на тумбочке стал отчего-то выглядеть гораздо привлекательнее. А уж кусочки яблок на тарелке – и того подавно… «Он меня что, кормить собирается?» - с изумлением понимает Лос, - «совсем как тогда, когда я заболел, так же делал и…»
- Исаак… - произносит он вслух и в ужасе смотрит на командира. Как-то он воспримет?... Раньше Мариус просто побаивался реакции грозного начальника, теперь же он ждал удара.
… Рука Петра дрогнула, нож сорвался. На один из кусочков скатилась капелька крови. Орсини раздраженно прижал порез, потом поддел «пострадавший» кусок на острие и прихватил зубами.
- Вкусно, - откомментировал он, дожевав. Поставил тарелочку на колени Мариусу, вытер лезвие о рукав. – Ешь, тебе надо поправляться.
Оставив сотрудника в полном недоумении по поводу своей реакции, Пётр поднялся и подошел к окну, отвернувшись от кровати. Некоторое время он созерцал гаснущий закат, потом негромко проговорил:
- Исаак Фернанд фон Кемпфер, так же известный под именами Айзек Батлер, Калиостро, и далее, арестованный Бюро Инквизиции по обвинению в ереси и занятиях черной магией со всеми вытекающими отсюда последствиями, и прочая, и прочая… - Орсини замолчал на минуту, чувствуя повисшее в воздухе напряжение, - исчез из камеры в промежуток между 8 и 9 часами утра.

@темы: memoria, haeresis, insania

---

Κατήχησις.

Катехи́зис или катихи́зис (греч. Κατήχησις - поучение, наставление), официальный вероисповедный документ.
В Римско-католическй церкви основополагающими являются
- Катехизис, созданный в 1520 году для американских индейцевКатехизис Петра Канизия (1554)
- Катехизис папы римского Пия V (1556)
- Катехизис католической церкви, Ватикан, 1992 г.; создан по решению чрезвычайного Синода Епископов, состоявшегося в 1985 г., утвержден Папой Иоанном Павлом II 25 июня 1992 г. Папским посланием "Laetamur magnopere" и обнародованный 11 октября того же года. Включает 2865 статей, связанных перекрёстными ссылками. В структуре строится на четырех «столпах»: на исповедании веры, полученной при крещении (Символ веры), таинствах веры, жизни в вере (Заповеди), молитве верующего (Отче наш).
Полный текст - catholic.uz/library/books/catechism/

Короткий катехизис

Десять заповедей Божиих
1. Я Господь Бог твой; да не будет у тебя других богов, кроме Меня.
2. Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно.
3. Помни день Господень.
4. Почитай отца и матерь.
5. Не убивай.
6. Не прелюбодействуй.
7. Не кради.
8. Не свидетельствуй ложно против ближнего.
9. Не пожелай жены ближнего.
10. Не пожелай имущества ближнего.

Две заповеди любви
1. Возлюби Господа, Бога твоего, всем сердцем твои, всею душою твоею, всем разумением твоим, всею крепостию твоею.
2. Возлюби ближнего твоего, как самого себя.

Церковные заповеди
- Свято чтить установленные Церковью праздники.
- В воскресные и праздничные дни принимать участие в Святой Мессе.
- Соблюдать установленный Церковью пост.
- Причащаться и исповедоваться в пасхальное время.
- В запрещенное время пиршеств не устраивать.

Семь таинств
Крещение.
Миропомазание.
Евхаристия.
Покаяние.
Елеосвящение.
Священство.
Брак.

Условия таинства покаяния
- Испытание совести
- Сердечное сокрушение о грехах
- Твердое намерение больше не грешить
- Искренняя исповедь
- Удовлетворение за грехи Богу и ближнему.

Главные истины веры
Бог един, но в трех лицах: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой.
Сын Божий стал человеком и умер на кресте для нашего спасения.
Бог справедлив: за добро вознаграждает, за зло карает.
Душа человека бессмернтна.
Божья благодать для избавления необходима.

Три великие добродетели: Вера, Надежда, Любовь.

Добрые дела: Молитва, Пост, Милостыня.

Каждого человека в конце жизни ждет:
Смерть.
Божий суд.
Воскресение.
Рай или ад.

Дела милосердия для тела
- Накормить голодного.
- Напоить жаждущего.
- Одеть нагого.
- Принять странника в совй дом.
- Навестить больного.
- Посетить заключенного.
- Похоронить умершего.

Дела милосердия для души- Обратить грешника.
- Научить непросвещенного.
- Дать добрый совет сомневающемуся.
- Утешить скорбящего.
- Терпеливо переносить тяготы.
- Прощать от всего сердца обиды.
- Молиться за живых и успоших.

Дары святого Духа
Премудрость.
Разум.
Совет.
Крепость.
Ведение.
Благочестие.
Страх Господень.

текст взят с katolichestvo.by.ru/

@темы: doctrina

---

Libri.

Все та же Википедия, статья конспективного плана с кучей перекрестных ссылок.ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D0%BD%D0%BA%D0%B2%...

Классика жанра.bookz.ru/authors/6prenger-akov-kramer-genrih/he... - Я. Шпренгер, Г. Крамер "Молот ведьм"
www.krotov.info/history/16/liorente/lior_10.htm... - Хуан Льоренте "Критическая история испанской инквизиции"/
lib.aldebaran.ru/author/li_richard/li_richard_c... - Ричард Ли, Майкл Бейджент. "Цепные псы церкви. Инквизиция на службе Ватикана".
nauka-i-religia.narod.ru/fundam/inkvizicia.html - история все той же Инквизиции.
www.templarhistory.ru/home.php?e1Elhg96HdljEBfD... - тамплиеры и инквизиция. Там же можно поизучать собственно историю Ордена.

По сайтам.sacred-inquisit.ucoz.ru/index/0-2 - по названию понятно.
inquisition.pp.ru/index01_rus.htm - сайт Николая Бессонова.
inquisitors.info/?p=35 - "Инквизиция - пастыри или овцы?" Еретические учения описали. Ну на ордена и ереси я ссылку давал в другом дневнике. И тут - еще ссылки "Мучениеи Инквизиции" и "Инквизиция в России".

NB!

www.vatican.va/ - официальный сайт Святого Престола.
www.katolik.ru/ - католический портал
Чин Мессы латинского обряда. В zip.
bukvaa.narod.ru/im.html - так называемая "Библиотека крестоносца".

@темы: inquisitio, doctrina

---

Лора Бочарова «Романс Инквизитора »

Золотистые гавани Ниццы,
Где баркасы кидают сходни:
Как тревожат меня ваши птицы
И один молодой негодник!

О, певец непристойных гимнов,
Всех мужей портовых невеста!
А тому, кто лишен флоринов,
В твоем сердце не будет места.

Как ты царственно был небрежен,
Не умея прочесть ни строчки!
Как ты был белокур и нежен
В тихом омуте одиночки!

Пр.
Тра-лай-ла-ла - на-на,
Ла-лай - на-на,
Где ты, лет моих весна?
А в порту цветет миндаль
И ничего не жаль!

Ты с трудом отвечал на вопросы,
Ты блистал не умом, а телом,
Я читал тебе на ночь доносы,
От которых мы оба пьянели.

О, фасады гранитных зданий,
Где от страсти бледнеют лики!
Где так сладостны в час признаний
Молодых итальянцев крики!

Пр.

Окажись на свободе - ты бы
Кончил жизнь под ногами пьяниц,
А сегодня на ложе дыбы
Ты мне даришь свой лучший танец!

Ты воистину был свежее,
Чем луна в подвенечном платье.
Подставлял поцелуям шею,
Умирая в моих объятьях.

Пр.

О, лимонные гавани Ниццы,
Там, где мне не бывать сегодня!
Где на воду ложатся птицы
И один молодой негодник.

Погреби его глубже, море, -
Посмотри, он почти не дышит, -
В одеянии цвета вишен,
В одеянии цвета крови.

Пр.

@темы: insania, lyra

---

Tramen.

* * *
Глава Инквизиции и плацкартный вагон – понятия несовместимы. Орсини и плацкарта – нонсенс. Петр, плацкарта и Дуо, не додумавшийся сменить коту на что-то более функциональное, у левого плеча начальства – трагифарс. Вагон шушукался, косился и прятал любопытные взгляды от странной парочки. Особенно когда Петр, потянувшись, развалился на сиденье, а Бартоломео сдура ума подергал воспитанника за рукав со словами:
- Неужели ты себя нормально вести не можешь? Петер, ну пожа-алуйста…
Почему-то именно это «пожа-алуйста» очень четко прозвучало на весь – по закону подлости затихший одновременно! – вагон. Теперь, судя по выражению серо-голубых глаз, начальство решало проблемку – как отвести от себя и напарника лишнее внимание. Дуо поднялся.
- Куда? – резко окликнули его.
- Прогуляюсь, - рыжик постарался говорить максимально нейтральным тоном. Петер только хмыкнул, провожая взглядом виноватую фигурку… и тут светлую головушку посетила не менее светлая идея.
- БАРТ!!!! – киборг чуть не навернулся через порожек от рявка, раздавшегося на весь вагон. Естественно, обернулся не только названный.
- Да, Петер? Что? – обеспокоено вопросил вздрогнувший Бартоломео.
- Ничего, можешь идти. Проверка связи… - Орсини скрыл довольную ухмылку. – Аники. *
Смысл абсолютно необъяснимой выходки командира до Дуо дошел только тогда, когда, проходя мимо очередной компании, он услышал сочувствующее «Да, не повезло парню со старшим братом…» и неприязненное – «Инквизитор…»

* aniki – один из вариантов обращения к старшему брату или тому, кто его заменяет.

* * *
Дуо готов был взвыть. От бессилия. Ибо он не знал, чем можно занять начальство, вот уже полчаса как минимум находившееся на грани. Петру в принципе было тяжело долго находится в вынужденной неподвижности, а наличие рядом энного количества людей… ну, ситуацию не улучшало, однозначно. Крестик на металлической цепочке в руках инквизитора уже описывал мерцающие круги-сферы различного диаметра не хуже «бабочки», столь любимой подростковыми бандами всех времен и народов. Необходимость постоянного движения… Было бы купе – все было бы гораздо проще. А тут – приходится сохранять видимость приличного поведения.
«Хоть спаивай его», - с тоской думает Икус, пытаясь отобрать крестик. Все шефу развлечение – хоть минут на десять. А там еще что-нибудь придумаем. На парочку косились, но уже не столь подозрительно, как раньше. В основном, народ наблюдал, как гоняет «младший брат» рыжего инквизитора, точнее, пытается отбрыкаться от навязчивой инквизовской заботы. Уда-ачно так пытается… и крест не отдает. Болели соседи явно за блондинистого «неформала».
- Надоело! – крест приземляется на сиденье рядом с хозяином, и Дуо поспешно забирает атрибутику. – Надо было ехать на машине!!!
Дуо едва не закатывает глаза, прекрасно понимая, что начальник только и ждет ответа , чтобы начать спорить на повышенных тонах. «Ага, машину. Тогда уж БТР. Чтобы ты на броне всю дорогу балансировал», - мысленно комментирует он, зная начальственные повадки. – «Так еще ж и в доспехах…»
- Пете-ер, давай поиграем? – без надежды на успех предлагает он и с удивлением слышит вопросительно- заинтересованный хмык. – Закрой глаза, я тебе задам пять вопросов, если ответишь на все, получишь приз…
- Это какой приз? – интересуется Орсини ехидно, но глаза закрывает. Ибо себе отчет в состоянии отдает… и попытки Дуо занять его светлость ценит. Хоть и не показывает.
- Ну… секрет, - киборг отчаянно надеется, что шефская наблюдательность уступает наблюдательности НС. – Какого цвета глаза у нашей соседки?
Девушка хихикает и с интересом смотрит на да-авно заинтересовавшего ее парня.
- Ярко-зеленые, - без промедления отвечает «объект». – Снимет линзы, будут, вероятно, голубые…
Девушка начинает аплодировать с видом школьницы, попавшей на сеанс знаменитого фокусника, и радостно кивает.
- Эм… - Дуо немного озадачен. – Один-ноль. Петер, сколько вагонов?...
Инквизитор ворчит что-то про легкие вопросы и отвечает.
- Два-ноль, - вздыхает киборг, думая, что еще спросить. – Ладно. Какого цвета была крыша на последней станции, которую мы проехали?
- Синяя… - Дуо было радостно подскакивает, но «объект» поправляется, - нет, это на сторожке. Над станцией – серая, шифер…
- Три, - рыжик не замечает, что все усложняющиеся вопросы привели к новой волне повышенного внимания и тишине… - Петер, сколько человек в вагоне?
Народ вокруг начинает делать ставки, ибо юноша молчит с минуту. Но, когда Бартоломео уже готов поверить, что государственный дознаватель не помнит, звучит ответ.
- Человек? Тридцать один. Взрослых двадцать пять, детей шестеро. Подробнее?
- Не надо, - бормочет Дуо, отчаянно придумывая, что бы еще спросить, дабы не ответил. – А кто из них в федеральном розыске? – выпаливает инквизитор, и понимает, что он вякнул что-то не то. Ибо гробовая тишина повисает над сиденьями.
- Это нечестно! – Орсини фыркает, но игра увлекла настолько, что он начинает напряженно вспоминать. «Надеюсь, приз того стоит».
«Обидел», - решает киборг и затыкается, смущенно пряча глаза от осуждающих взглядов попутчиков. И уже решает извиниться и даже приподнимается с места, но тут дознаватель открывает глаза, и рыжик тихо садится сам, пригвожденный сталью шефских очей.
- В федеральном – никто, - свинцовыми каплями падает безэмоциональный ответ. – По обвинению в пособничестве вампирам и ереси – двое… Сидеть! – рявкает он на дернувшегося к куртке мужчину в темных очках и серой кепке. И уже более спокойно добавляет, «отвернувшись» к окну:
- Во-первых, достанешь пистолет – припаяют терроризм, а во-вторых, я не при исполнении…
Дуо готов провалиться сквозь землю. «Петер – это Петер. Ну за что-ооо?!»
… Оставшийся путь проходит в гробовом молчании всего вагона.

@темы: inquisitio, fraternitas

---

Нymnus.

@темы: inquisitio

---

Eπιτιμία.

Епитимья - это особое послушание, которое исповедующий священник предлагает исполнить кающемуся грешнику для его душевной пользы. В качестве епитимьи может назначаться запрет на причащение в течение определенного времени, увеличение повседневного молитвенного правила, etc. Иногда в качестве епитимьи назначается усиленный пост, паломничество к святыням Церкви, милостыня, конкретная помощь ближнему.
В раннехристианскую эпоху епитимья назначалась в виде публичного покаяния, временного отлучения от полноты церковной жизни. Кающиеся грешники при этом разделялись на четыре разряда:
- плачущих, которые стояли у входа в храм и с плачем просили о прощении своих грехов;
- слушающих, которые стояли в притворе и слушали чтение Священного Писания и выходили вместе с оглашенными;
- припадающих, которые допускались в храм, находились в нем вовремя литургии верных и, падая ниц, выслушивали особую молитву епископа;
- вместе стоящие, которые присутствовали в храме вместе со всеми, но не допускались до причастия.
Канонические правила, утвержденные церковными Соборами, определяли длительность епитимьи для каждой разновидности греха, причем за некоторые грехи предусматривалось пожизненное отлучение от Причастия, за исключением случая приближающейся смерти.
Понимание епитимьи исключительно как церковного наказания, предназначенного для искупления грехов в земной жизни, было характерно для средневекового католичества. Можно сказать, что в Римско-Католической церкви такое отношение к епитимьи сохранилось и до настоящего времени. В латинском обряде Католической церкви епитимия назначается священником кающемуся во время каждой исповеди. За исключением особых случаев епитимия заключается в прочтении определённого количества молитв.

Умилило до невозможности.
Цитата согласно Информационно-аналитический порталу Русской Православной Церкви Московского Патриархата: «В Православной Церкви епитимья является не наказанием, а упражнением в добродетели, предназначенным для укрепления духовных сил, нужных для покаяния».
Теперь сравните - это с wikipedia.
«В православии епитимия, состоящая в отлучении от причастия Святых Таин, назначалась за грехи явные и более важные. Существовало такое указание правил святых отцов относительно сроков отлучения:
- еретикам и раскольникам — доколе не отрекутся от своих заблуждений,
- кровосмесникам — на 12 лет,
- прелюбодеям — от 7 до 15 лет,
- убийцам — от 5 до 20 лет,
- мужеложникам — от 7 до 15 лет,
- скотоложникам — от 7 до 15 лет или до конца жизни,
- клятвопреступникам — от 6 до 10 лет,
- волшебникам — от 5 до 20 лет,
- гробокопателям — на 10 лет.»
Четко определенные сроки для упражнения в добродетели за серьезные неблагие деяния. Несостыковочка... Весьма и весьма смахивает на наказание.

@темы: doctrina

---

Церковные степени и должности

Папа Римский, Святейший Отец.
Кардинал.
Митрополит.
Архиепископ.
Епископ.
Епископ-суффраган.
Генеральный викарий.
Епископский викарий
Священник (пресвитер).
Предстоятель за богослужением.
Настоятель (прихода).
Викарий.
Диакон.
Послушник.
Наставник послушников.
Служители.
Ризничный.
Алтарники.
Церемониарий.
Аколит.
Чтец.
Псалмит.
Комментатор.
Регент (дирижер хора).
Певчий.

Устные и письменные обращения.

К Папе: Ваше Святейшество.
К Кардиналу, архиепископу: Ваше Высокопреосвященство.
К епископу: Ваше Преосвященство.
К монсеньору, прелату, настоятелю: Ваше Высокопреподобие.
К священнику, диакону: Ваше Преподобие.

Личные обращения:
К епископу: Владыка.
К священнику: Отец.
К монаху: Брат.
К монахине: Сестра.

@темы: doctrina

---

Франкфурт. 2.

* * *
«И что мне теперь делать?» - единственное, что Петр четко знал, так это то, что показывать Мариуса своим коллегам нельзя. Стало быть – помощи от них не дождешься… «Да еще и этот очень некстати пришедший начальственный приказ…» Он тоскливо пнул ни в чем не повинную табуретку. Мариус не был одержим – уж обряд изгнания духа Орсини бы рискнул провести. Мариус не узнавал его, считал врагом – или кем похуже – стоило только взять в руки крест или начать читать молитву, пусть и про себя. А вот стоило прийти без крестика – больной успокаивался, узнавал, даже пытался спорить, доказывая, что ему уже лучше. Лучше, ага… Ценой невероятный усилий – в основном душевного плана – заставив Мариуса выпить снотворное, Орсини получил в свое распоряжение шесть часов как минимум для того, чтобы найти выход. И попутно – рассеянно пролистать стоявшие на полках фолианты. Интересные. В основном – забавная беллетристика по использованию магии, но одну книгу здесь явно забыли случайно. Рукописная, в потертом кожаном переплете, с витиеватым рисунком на стальных уголках… Заполучи сей гранд-фолиант Петр способом, который сестра Паола охарактеризовала бы как «истинно соответствующий вам, командующий…» и прибавила – «варварский». То есть он просто врезал по стенке от отчаяния… а стенка ответила трещинной – от старости. Потом выпал гвоздик… а потом на незадачливого инквизитора рухнула книжная полка, пребольно добавив по затылку тем самым фолиантом внушение о необходимости смирения, выдержанности и прочая, прочая…
Вот теперь этот фолиант и листал инквизитор, машинально пробегая глазами строки, написанные четким почерком, на латыни… старой латыни. И даже Петру зачастую приходилось задумываться, прежде чем он довольно точно мог перевести сложный, тяжеловесные грамматические конструкции.
«Это дом моего друга,» - прошептал тогда Мариус, и Орсини кивнул. Только одного человека скромный служитель архивов называл другом с таким благоговением. Полноте… он только одного называл своим другом. Мага, чернокнижника… «Книга, вероятно, принадлежит ему,» - решил Петр, разглядывая пентаграмму во весь разворот.
«Позволяет позвать любого, независимо от ранга, силы…» - прочитал он пояснение. Шальная мысль стукнула в светловолосую голову. – «А если… ведь он точно знает, как можно помочь… Или заберет. К себе.» Орсини помотал головой. «Давно же ты не был на исповеди, брат… вот уж и мысли еретические смущают твой разум.» Он захлопнул книгу и прошел в спальню, остановился у порога, разглядывая спящего. «Ты ублюдок, Орсини. Циничный лицемерный ублюдок… Не ты ли пред ликом Девы клялся, что пойдешь на все ради своих?... И вот теперь – он имеет вполне реальные шансы умереть, особенно когда прибудет твой отдел… если прибудет. А ты думаешь о спасении своей жалкой души…» Инквизитор развернулся на каблуках. Ничто не могло остановить Разрушителя, если он принимал решение. Быть может, даже смерть была бы бессильна…
… В сторону – диван и столик, скатать мешающий пыльный ковер. Где-то разыскать кусок мела – небольшой, но его должно было хватить. Круг, семиконечная звезда… Инквизитор несколько раз останавливался, вскакивал, желая стереть начертанное, но каждый раз возвращался обратно. «Если есть хотя бы один шанс из миллиона, что самое невероятное сможет помочь… то в 999 случаях из 1000 оно поможет». Кинжалом – по руке, и ладонью – по острым лучам. «Жаль, что нет его личных вещей… Жаль».
Орсини сел рядом с пентаграммой на полу. Закрыл глаза, вспоминая… далекую грозовую ночь. Четкий силуэт на фоне ярко освещенного молниями окна. Тяжелые, мокрые шелковисты пряди в своих руках. Недовольный взгляд бездонных темных глаз… Образ вышел настолько ярким, что Петр поднял руку, словно желая коснуться… «Ты не затем вспоминал!»
- Исаак… - прошептали тонкие губы, и в далекой тишине замка высокий мужчина с длинными, иссиня-черными волосами вздрогнул и вскинул голову, ломая сигарету импульсивным жестом. «Такого не может быть,» - магир Ордена Розенкройц чуть растерянно проследил за падающей горящей точкой.
- Исаак… - Петр вряд ли верил, в то, что он делает, но… было странное ощущение, что какой-то невидимый морок невероятно быстро пьет его силы. Так быстро, что и не сказать того, о чем хотелось. «Холодно…» - Помоги… Мариусу плохо.
«Как холодно…» - инквизитор ложится на пол у границы мелового круга и закрывает глаза. Он не знает, что где-то далеко в ошарашенной неподвижности замер маг, так и не поднеся огонек к потухшей сигарете.
«Как глупо,» - думает он, проваливаясь в липкий, непробудный сон, в то время, как тонкие пальцы в белой перчатке рисуют прямо в воздухе витиеватые символы, а иномирный ветер единым порывом взметает черные пряди, создавая межпространственный переход…

* * *
Исаак еще раз оглядывает картину и качает головой. Воистину, достойно умиления. Щенки так в куче спят – приходит ему на ум сравнение, вспомнив, как пару часов назад его юный друг, смеясь, именовал светловолосое начальство сначала Саргисом, а потом, на что-то обидевшись, - пёсищем. «Медичевская свора… Инквизиция,» - немного раздраженно думает усталый маг, прислонившись к косяку. – «Даже Мариус, похоже, включился в эту странноватую игру…» Он еще раз оглядывает свернувшегося на подушках друга, на спящего поверх одеяла и поперек кровати Петра. «Воистину, инквизиторы невоспитуемы!» - только осознание того простого факта, что – если дознаватель проснется, - будет шумно и невесело, удерживает Исаака от небрежного жеста, после которого свои тяжеленные ботинки Орсини вряд ли бы нашел. - «Хоть не на простыне, уже прогресс».
Кемпфер разворачивается было, чтобы уйти, но тихий стон заставляет его остановиться, обернуться. Мариус что-то неразборчиво шепчет, выгибается, словно пытается откуда-то вырваться. Судорожно дернувшаяся рука натыкается на светлые пряди… Губы Исаака трогает легкая улыбка – Лос успокаивается, пальцы зарываются поглубже, приминая пушистое ушко. О, сколько было по этому поводу возмущений – когда очнувшийся инквизитор обнаружил «украшение». Даже попытался обвинить в этом его самого, на что получил холодное и циничное: «Всего лишь последствия того, что некоторые лезут в черную магию, не зная основ». Самое странное, дальнейшего скандала не последовало – Орсини на удивление спокойно буркнул «Выхода не было» и шарахнул о косяк дверью. Ушки оказались с характером, как и хозяин, - наблюдать за ними было сущим удовольствием. Особенно, когда Петр злился. Или недоумевал…
«Тоже мне, Страж…» - раздраженно думает маг, - «Его трепят, а он спит себе…» И неожиданно для самого себя встречается взглядом с серо-голубыми и совсем не сонными глазами, словно спрашивающими и причине визита.
- Ничего, - тихо, одними губами произносит Исаак, и закрывает за собой дверь.

@темы: haeresis, insania, fraternitas

---

Франкфурт. 1.

* * *
Проработавший почти всю ночь над изготовлением весьма сложного противоядия Кемпфер на полных автоматах прошел по коридору маленького домика на окраине Франкфурта, толкнул дверь спальни… и остановился на пороге, мысленно чертыхнувшись. Как он мог забыть!... Хотя выругаешься тут, если усталое сознание обнаруживает в своей-собственной-комнате и на собственной кровати инквизиторов в количестве две штуки. Нет, одного инквизитора, чьей кипучей энергии хватило бы на мини-отряд, точно. И одного своего немного наивного друга, который, собственно, и был причиной его, Исаака, присутствия здесь. Словно магнит для разного рода несчастий, Мариус и на сей раз умудрился найти такое приключение, которое искать – не сыскать нормальному человеку. Умудрился он в местном букинистическом магазине попробовать вслух прочитать древнего вида рукопись, - по свидетельству одного воинственного индивидуума. И, как результат, - Лос теперь лежал с никак не желающей униматься лихорадкой, а Исаак воевал с противоядием, подступающим сном – и по совместительству – с тем самым индивидуумом.

* * *
… Дойти до указанного Мариусом домика оказалось непросто. По-видимому, архивариус все же подхватил простуду, потому что шел он все медленнее и медленнее, все чаще останавливаясь. Пока не попытался сползти по очередной стенке с извиняющимся «Кажется, мне немного нехорошо, брат…» Дальше горе-историка, игнорируя его возражения, несли на руках. Благо, народа мало было – картина была на грани сюрреализма...
Надежды Петра на то, что за ночь подчиненному получшеет, не оправдались. Медицинская база данных Дуо оказалась бессильна – таких симптомов не включало ни одно заболевание… А Мариус бредил, метался по кровати и выгибался дугой, стоило только инквизиторам подойти чуть ближе… К началу десятого утра Орсини сдался и связался с головным офисом, прося помощи. И получил отказ. Естественно, санкционированный кардиналом с требованием «уничтожить ставший бесполезным элемент». А перечить Медичи не следовало, по мнению всего Бюро. По мнению Орсини – только в исключительных ситуациях. В итоге брат Бартоломео был выслан с прибывшим вертолетом обратно в Ватикан, разъяснять обстановку, а пилотам, вознамерившимся исполнить кардинальский приказ, было в доступных выражениях и со скримером в руках объяснено, что Великий Инквизитор изволит поступать в сложившейся ситуации согласно своим понятиям Чести, Совести и на благо Матери Церкви.
… Время шло. Ситуация не менялась – ни в лучшую, на что отчаянно надеялся не имевший никакой возможности подойти к больному Петр, ни в худшую – и слава Господу! Ключ инквизитор получил совершенно неожиданно. Сонный, усталый после бессонной ночи и злой от собственного бессилия, он метался по домику, словно дикий зверь по тесной клетке. Холодный душ помогал ненадолго… но в одно из таких метаний Орсини заглянул в спальню, оставив всю свою атрибутику где-то в гостиной. И был весьма удивлен – на его появление отреагировали на уже ставшим привычным болезненным криком, а вполне осмысленным жалобным взглядом.
«Неужели кризис прошел? Так неожиданно?!» - обрадованный, он бросился к коллеге, помогая сесть.
- Мариус, тебе лучше? Слава Господу, я… - он ошарашенно умолк, когда мужчина внезапно согнулся, прижимая руки к вискам и болезненно застонал. – Мариус?... Да что же это…
Нет ответа. Только забился в самый угол кровати, сжался…
- Ты меня не узнаешь?... – Петр остановился, потом шагнул назад, выравнивая тон голоса. – Мариус, я хочу тебе помочь…
- Брат… - то ли прошептали, то ли прохрипели в ответ. – Не говорите так, больно…
«Не говорить так? Так громко?» - Петр на минуту растерялся, потом похолодел. Глаза стали жестко-серыми, он медленно отошел к двери.
- Я сейчас вернусь, Мариус… - он приподнял с плеч мокрое полотенце. – Отнесу и вернусь, хорошо?
Вышел, дождавшись кивка. А по пути обратно зажал в кулаке маленький крестик – так, чтобы не было видно даже шнурка. И почти не удивился, когда – едва он ступил за порог – единственной реакцией на его появление был отчаянный вопль «Уйди!»

@темы: haeresis, fraternitas